Сердце Черной Пустоши. Книга 2 - [41]

Оглянувшись, увидела, что две камеристки, должно быть те самые, приставленные мистрис Одли к Мириам, о чем-то увлеченно беседуют, взявшись за руки. Я вздохнула с облегчением, радуясь, что девушки увлечены беседой и не видят моего состояния.

Прежде, чем придумала, что сказать, чтобы отвлечь Мириам, ребенок грозно спросил:

– Кто тебя обидел, принцесса? Скажи нам, и мы с Диларионом его убьем.

Я охнула от неожиданности, а дракончик на моем плече, словно соглашаясь с девочкой, выпустил облачко пара.

– Не надо никого убивать, пожалуйста, – слабым голосом попросила я, опускаясь на скамейку с высокой удобной спинкой. – Просто один человек нагрубил мне и наговорил гадостей.

– Как мне Ксансо, – фыркнула Мириам. – Ты же сама говорила, что мальчики не умеют проявлять любовь по-другому.

Мои щеки запылали, как весенний костер, и я поспешила заверить Мириам:

– Это вовсе не тот случай.

Ребенок фыркнул, красноречиво демонстрируя, что думает о моих словах, но к счастью, его вниманием завладел Альре, который возвращался в обществе лакея. Увидев в руках последнего поднос, Мириам захлопала в ладоши и сказала голосом умудренной жизнью матроны:

– Тебе непременно нужно поесть. Когда мир несправедлив, надо все время есть.

– Вот как? – уточнила я, улыбаясь.

– Мне всегда помогает, – заверил ребенок.

– И часто мир несправедлив к тебе? – спросила я.

– Случается, – нахмурившись, ответила девочка.

Лакей поставил поднос на низкий столик в беседке, в двадцати шагах от нас, и Мириам, схватив меня за руку, увлекла "наминать пирожные и напивать какао".

Какао с пирожными отвлекли ребенка, я же едва ли ощутила вкус пищи. Крепко задумавшись об услышанном от Альре, я просидела какое-то время, глядя передо собой, хотя со стороны, должно было казаться, что с интересом наблюдаю за играми Мириам и Дилариона.

Когда по аллее спустилась мистрис Одли в окружении младших камеристок, у меня екнуло сердце. И чем ближе они подходили, тем сильнее чувствовала, как усиливается желание бежать, нестись отсюда без оглядки, как золотая лань из детской сказки.

– Мы за вами, миледи, – сделав книксен, торжественно произнесла мистрис Одли. – Его высочество прибыл из Авроры. Вас надлежит подготовить к бракосочетанию.

Внутри все оборвалось, а мир покачнулся перед глазами.

Глава 11

В покоях все ходило ходуном. Казалось, даже стены, отделанные розовым мрамором, беспрестанно шевелятся, пододвигая то одну, то другую дверь поближе к снующим туда-сюда камеристкам.

Меня сопроводили в омывальную, где, призванные по торжественному случаю уже знакомые банщицы растерли тело жесткой щеткой, а затем принялись ополаскивать, поливая попеременно из золотых кувшинов. Остальные девушки, присутствующие при важном ритуале Омовения, тихо напевали что-то на незнакомом наречии, и их песнопение более походило на проповедь в молельном доме.

После того, как меня омыли пузырящейся минеральной водой, пришел черед второго кувшина. Жидкость, что потекла по телу, наполнила омывальную фруктовым ароматом свежести. Не успела спросить, что это было, меня ополоснули из третьего кувшина, на этот раз козьим молоком. Из четвертого кувшина на плечи обрушилась густая жидкость красно-бурого цвета, и я вздрогнула, подумав, что меня моют кровью.

Одна из банщиц успокоила, пояснив, что остывший отвар цветков липы приобретает багряно-красный цвет.

– Этот отвар необычайно полезен для кожи, – заверила меня девушка, сверкая белозубой улыбкой. – А вот ванны с ним выглядят пугающе. Рассказывают, однажды одну графиню далеких земель застали за принятием ванны из липового настоя и до конца жизни бедняжка не смогла отмыться от прозвища "кровавая графиня".

Я потянула носом, принюхиваясь и отметила, что липовый отвар замечательно пахнет цветами и медом, а его соприкосновение с кожей приятно.

– Бедняжка, – тем не менее пробормотала я, имея в виду ту графиню. – Как должно быть тяжело жить с таким прозвищем.

– Увы, ее жизнь была недолгой, – сообщила банщица. – Королевский и молельный дом задумали отобрать ее земли и замки, для чего вцепились в случайное прозвище, как стервятники в добычу. После ложных обвинений во всех ужасах, ей приписываемых, для которых не поленились лишить жизни с тысячу девушек и детей, чьи тела разбросали по окрестностям владений несчастной женщины, графиню судили.

– Я так понимаю, королевский дом получил желаемое? – хмуро спросила я.

– Еще как получил, принцесса, – ответила банщица и печально улыбнулась. – Кровавая графиня лишилась всего имущества, а саму ее заживо замуровали в подземелье.

– Какое зверство! – ахнула я.

– Женщине трудно править одной, – грустно сказала банщица. – Муж несчастной женщины погиб на войне…

Я замолчала, задумавшись о своей нелегкой доле, и что с сегодняшнего дня на мои плечи возлагается ответственность не только за свою жизнь, но и за жизнь и благополучие народа Черной Пустоши.

– Ванесса, что ты такое говоришь! – возмущенно воскликнула Лана, которая помогала банщицам. – Разве можно так сильно пугать миледи накануне свадьбы! Посмотри, что ты наделала, на ней же лица нет!

– Простите, миледи, простите, я правда не подумала, что говорю! Да отрежут боги Черной Пустоши мой язык, если я огорчила вас!