Сердце - [10]

Твой отец.

Мой товарищ Коретти

Воскресенье, 13 ноября

Отец простил меня, но мне всё еще было очень грустно, и мама послала меня вместе со старшим сыном нашего привратника прогуляться на улицу.

Мы прошли уже половину пути и поравнялись с лавкой, у двери которой стояла телега, как вдруг кто-то окликнул меня по имени. Я обернулся. Это был Коретти, мой товарищ по классу, в той же фуфайке шоколадного цвета и берете из кошачьего меха, потный и веселый, с вязанкой дров. Человек, стоявший на телеге, подавал ему одну вязанку за другой. Мальчик хватал их и относил в лавку своего отца.

— Что ты делаешь, Коретти? — спросил я.

— А ты разве не видишь? — ответил он, протягивая руку за очередной вязанкой дров. — Я учу уроки.

Я засмеялся. Но он говорил серьезно, и, подняв на плечо очередную вязанку, забормотал на бегу: «Спряжением глагола называется… изменение его по лицам… по лицам… по числам…» — Он успел уже сбросить вязанку: — «…в зависимости от времени… от времени… к которому относится действие». — Тут он вернулся к телеге за новой вязанкой — «…в зависимости от наклонения, в котором выражено действие…»

Это было наше задание по грамматике к завтрашнему дню.

— Вот видишь, — сказал он мне, — я не теряю даром времени. Мой отец вместе с работником ушли по делу, мать больна, и мне приходится разгружать телегу. Одновременно я повторяю грамматику. Сегодня нам задали трудный урок. Никак не могу его вбить себе в голову… Отец сказал, что вернется в семь часов и тогда отдаст вам деньги, — прибавил он, обращаясь к вознице.

Телега уехала.

— Зайди на минутку в лавку, — сказал мне Коретти.

Я вошел. Это была большая комната, загроможденная поленницами дров и хворостом. В углу стояли большие весы.

— Сегодня, скажу я тебе, выдался трудный денек, — продолжал Коретти, — и мне приходится готовить уроки урывками. Только я начал писать предложения, как пришли покупатели, только я снова сел за письмо, как прикатила телега. А сегодня утром я уже два раза сбегал на площадь Венеции, где находится дровяной рынок. Я прямо не чувствую ног от усталости, и руки у меня распухли. Плохо бы мне пришлось, если бы нам задали еще урок по рисованию! — Говоря это, Коретти подметал сухие листья и щепки, валявшиеся на кирпичном полу.

— А где же ты пишешь, Коретти? — спросил я.

— Ну, конечно, не здесь, — ответил он. — Иди, посмотри, — и он повел меня в комнатку за лавкой; эта комнатка служила одновременно и кухней и столовой. У стены стоял стол; на нем лежали книги и тетради, одна из которых была раскрыта.

— Я как раз, — сказал он, — не дописал ответа на второй вопрос. «Из кожи делают обувь, ремни…» сейчас я прибавлю еще «чемоданы», — и, взяв перо, он стал писать своим красивым почерком.

— Есть здесь кто-нибудь? — послышалось в эту минуту из лавки. Это какая-то женщина пришла купить дров.

— Иду, — отозвался Коретти, выскочил из комнатки, взвесил дрова, получил деньги, побежал в угол, записал полученную сумму в книгу и вернулся к своей работе, приговаривая: — Посмотрим, удастся ли мне окончить предложение, — и написал: «дорожные сумки, ранцы для солдат…»

— Ах, — закричал он вдруг, — кофе закипел! — и побежал к печке, чтобы снять кофейник с огня.

— Это кофе для мамы, — сказал он. — Пришлось-таки мне научиться его варить. Подожди, мы вместе снесем его маме, ей будет приятно тебя видеть. Вот уже шесть дней, как она в постели… Спряжение глагола… Я всегда обжигаю себе пальцы об этот кофейник… Что прибавить еще к ранцам для солдат? Тут надо бы еще что-нибудь написать, но мне ничего не приходит в голову… Пойдем к маме.

Он открыл дверь, и мы вошли в другую маленькую комнатку. На большой кровати лежала мать Коретти. Голова ее была обвязана белым платком.

— Вот кофе, мама, — сказал Коретти, протягивая ей чашку, — а это мальчик из нашего класса.

— Какой вы милый, синьорино, что зашли навестить больную, — сказала она.

Тем временем Коретти поправил подушку за спиной своей матери и одеяло на постели, подбросил дров в печку и прогнал кошку с комода.

— Вам ничего больше не надо, мамочка? — спросил он, беря у нее из рук пустую чашку — Вы приняли две ложечки вашего лекарства? Когда оно кончится, я снова сбегаю в аптеку. Дрова разгружены. В четыре часа я поставлю мясо на огонь, как вы сказали, а когда придет продавщица масла, я дам ей восемь сольдо. Всё будет в порядке, не беспокойтесь.

— Спасибо, сынок, — ответила мать. — Бедный мальчик, тебе приходится обо всем заботиться.

Она предложила мне кусочек сахара, а потом Коретти показал мне фотографию своего отца в солдатской форме, с медалью за храбрость, которую он получил в 1866 году, в войсках принца Умберто; у него было то же лицо, что у сына, с теми же живыми глазами и веселой улыбкой.

— Вернемся в кухню, я придумал, что еще делают из кожи, — сказал Коретти и написал в тетрадке: «и лошадиную сбрую». — Остальное я докончу вечером, лягу спать попозже. Какой ты счастливый, что можешь заниматься сколько хочешь и еще ходить гулять!

Как всегда, весело и. проворно он вернулся в лавку, стал Укладывать поленья одно за другим на козлы и распиливать их пополам, приговаривая: