Сердца в броне - [32]
Справа на машину политрука 1–й роты Михаила Ильенко идет средний немецкий танк. Он уже остановился, наведя короткий ствол своей пушки на цель, но его опережает танк Ивана Адонина. Один за другим следуют два выстрела, и вражеская машина горит.
А на краю балки горючими хлыстами стегнули огнеметные танки. Они немного отстали от головных подразделений и теперь, подойдя ближе, пламенем своим преградили путь гитлеровским машинам, пытавшимся стороной обойти поле боя, чтобы бежать.
Буравя воздух, тянут за собой цветные серпантины бронебойные снаряды танковых пушек. Им с высоты помогают «сорокапятки» лейтенанта Зарубина, выбирая для себя доступные цели. Третьим и вторым орудиями полностью распоряжаются их командиры, а сам Зарубин >с волчком крутится у первого орудия. Сам заряжает, сам наводит и перед каждым выстрелом самому себе командует: «Огонь»!
— Давай снаряды, не мешкай, — торопит он подносчика и снова наклоняется к прицелу.
Вылезли из своих нор истребители танков. Пригибаясь к земле, перепрыгивая через окопы и воронки, комсомолец Саладзе бежит навстречу медленно двигающемуся и как будто выбирающему цель танку. В нескольких десятках метров от него боец ныряет в окоп и выжидает. И когда машина приближается, в нее летит связка гранат — прямо под гусеницу. За ней — другая. Танк, резко застопорив и клюнув носом, останавливается. Саладзе высовывается из окопа и комично грозит кулаком.
Третья за этот день — самая мощная — танковая атака гитлеровцев отбита.
Голик А Т.
Вокруг высоты 28,2 неподвижно застыли тридцать восемь фашистских машин. Впрочем, не все они сгорели или повреждены — шесть вполне исправны. Экипажи их струсили, и покинув машины, скрылись. Нет и пленных, не считая очумелого, почти безумного обер–лейтенанта и двух унтер–офицеров, тоже находящихся в шоковом состоянии. Они даже не дрожат, а стоят навытяжку, тупо, с отчаянным безразличием смотрят не на пленивших их бойцов, а куда‑то мимо них.
Звякая гусеницами, танки 107–го полка начали сосредоточиваться у подножия высоты. С трудом протиснувшись из узкого люка, майор Голик прыгнул с танка на обожженную боем землю и, на ходу вытирая пот, быстро зашагал к сгоревшему неподалеку советскому танку, который все еще продолжал дымиться. За ним несколько офицеров. Они не сразу заметили, что к ним бегом несется какой‑то танкист, и оглянулись только тогда, когда он, усталый и запыхавшийся, уже стоял рядом.
— Товарищ майор, — выпалил он скороговоркой, — комбат приказал доложить, что комиссар полка, старший политрук Альтшуллер погиб.
Голик вздрогнул, на секунду съежился, опустив голову, и застыл в молчании. Не хотелось верить, что нет больше надежного товарища и друга. Но это было так. Иначе комбат не прислал бы танкиста, — он знал, как Голик любит своего комиссара. Почти машинально он снял с головы шлем. Офицеры последовали его примеру. Голик постоял так с поникшей головой, словно у могилы боевого друга, стряхнув с себя оцепенение и горестно покачивая головой, пошел дальше. То ли на него так повлияла недобрая весть, то ли подействовала только что добытая победа, но он шел, не обращая внимания на усилившийся артиллерийский обстрел высоты. Это бесился озлобленный неудачей противник, стараясь хоть на чем‑то отыграться.
Снаряды стали густо рваться и в районе сосредоточения танков, поднимая ввысь огромные дымные разрывы. Один из них поднялся недалеко от группы Голика. Андрей Трофимович как‑то неловко обернулся назад, словно собираясь что‑то сказать офицерам, но сразу обмяк и тихо опустился на землю. Первый, кто склонился над ним, увидел, что он мертв.
На высоте, там где находился командующий армией, все шло своим чередом: отдавались приказы и принимались доклады о результатах боя, вздохнувшие облегченно люди приводили себя в порядок. Где‑то еще рвались снаряды, трещали одиночные выстрелы, но в общем уже наступала та тишина, которая бывает после боя. На высоту поднялся полковник Синенко. Он не торопясь, с каким‑то особым достоинством и спокойствием, точно не было позади трудового боя и трудной победы, доложил командиру:
— Ваш приказ выполнен. После дозаправки горючим и боеприпасами бригада может выполнять новую задачу. Тяжелые потери понес сто седьмой полк — погибли командир полка майор Голик, комиссар Альтшуллер, командиры первого, а также огнеметного батальона и несколько экипажей.
— Что поделаешь — война, — горестно вздохнул командарм. — Еще многих нам предстоит потерять… — Он помолчал и после паузы добавил: —А ведь опоздай вы еще минут на пять, и тяжеленько бы нам пришлось, ох, как тяжеленько!.. Ну, ничего, молодцы! Русское вам спасибо и вашим танкистам тоже. Воздайте героям должное. А почему все‑таки задержались?
— Немцы дважды пробомбили нас на марше с воздуха. Пришлось задержаться. Потом огнеметный приотстал — подтягивали.
— А где ваш начальник штаба?
— Майор Фридман во время боя находился в боевых порядках танкового полка, координировал его действия. Прошу разрешения представить его к награде.
— К наградам представить всех отличившихся, — сказал командарм. — Пошли ко мне в блиндаж. Надо кое‑что уточнить.
