Сердца и камни - [29]

Так Лехт говорил «непосвященным», как он называл своих слушателей.

И вскоре не только Лехт, Виктор и Ванас, но и весь завод уже был увлечен новым камнем. Возникла естественная мысль — построить из силикальцита первый дом.

Конечно, ни Лехт, ни Ванас не решались строить жилой дом. Но дом все-таки нужен. Надо испытать первые блоки, первые строительные конструкции. Так возник «кошкин дом» — маленькая проходная будка у ворот завода.

Это была остроумная мысль — соорудить из силикальцита новую проходную. Она даст возможность всем, кто приедет на завод или просто пройдет мимо него, получить элементарные сведения о новом строительном камне.

— Ну, что ж, — говорил Лехт, когда в новой силикальцитной проходной появились первые посетители завода. — «Кошкин дом», кажется, стоит. Может быть, пойдем дальше?

— Пожалуй, — отвечал Ванас.

Теперь они уже думали о жилом доме. Лехт понимал, что это не такая простая штука. Нужен проект. Нужны деньги. Нужна земля. Нужна строительная бригада. Всего этого у них не было, и получить можно было лишь в том случае, если Лехт докажет, что в силикальците таятся большие возможности и большое будущее.

За первым кратким, чуть-чуть сенсационным сообщением в газете последовали статьи в технических журналах. Лехт и Ванас стали популярными людьми. Ими начали интересоваться и ученые, и государственные деятели. Но это был скорее интерес теоретический, а не практический. К ним присматривались. На «кошкин дом» поглядывали с недоверием — нет ли здесь какого-нибудь подвоха? В этих блоках нет цемента?

К тому же Лехт понимал, что это слишком маленький козырь — «кошкин дом», и почти не упоминал о нем, когда доказывал крайнюю необходимость сооружения жилого дома.

Впервые Лехт столкнулся с самым коварным врагом первооткрывателей — с равнодушием. На заводе он был избалован вниманием, предупредительностью, горячим участием. Но с той поры, когда он начал хлопотать о сооружении опытного дома, на пути Лехта все чаще и чаще появлялись люди равнодушные. Что им до Лехта и его силикальцита? Они считали, что силикальцит — это только его, Лехта, дело и пусть он им занимается, сколько ему угодно, но других людей не путает, не отвлекает от более важных дел.

Равнодушие то облачалось в строгие формы законника («не положено», «не предусмотрено»); то представлялось в виде улыбающегося болтуна, никогда не делающего того, что обещает; то обрушивалось на Лехта демагогической тирадой: «Да соображаете ли вы, что просите? Вместо того чтобы тратить народные деньги для блага народа, вы толкаете меня на что?»

Здесь проявилась еще одна черта характера Лехта — его энергия и долготерпение популяризатора. Со всеми подробностями и деталями он рассказывал о силикальците — и рядовым инженерам, и начальникам управлений, от которых зависела судьба нового камня. Он убедился в том, что доказать неоспоримые достоинства силикальцита можно только одним-единственным путем — опытом. Стало быть, нужен опытный завод.

Лехт приходил в лабораторию и на все расспросы Ванаса отвечал:

— Ничего.

— Будем считать — пока ничего, — говорил Ванас.

И Лехту становилось легче, появлялась новая энергия и новая уверенность.

В те дни Лехт впервые подумал: откуда у этого молодого человека такая воля? И вскоре он узнал историю своего помощника.

Вот она, эта история.

Глава девятнадцатая

Когда Лейгеру Ванасу было восемнадцать лет — он учился тогда на первом курсе Таллинского политехнического института, — его  поразила тяжелая болезнь — полиомиелит. Страшный недуг парализовал руки и ноги, он лежал и молчал, лежал без движения, без надежд и, казалось, без мыслей. Невероятно: отличный спортсмен, победитель в соревнованиях по бегу на длинные дистанции и по гимнастике; инициатор туристских походов, ловкий пловец; жизнерадостный и подающий надежды студент — и вдруг, совершенно неожиданно, прикованный к постели, парализованный, больной сын несчастной и без того много пережившей Марии Ванас.

Случилось это во время зимней экзаменационной сессии. Что же делать? Откуда ждать спасения? Медицина как будто была бессильна. Во всяком случае, так говорили врачи матери Лейгера.

Мать просиживала целыми днями у постели своего сына, встречалась с его печальными глазами, но ничем не могла его успокоить. И вот тогда-то Лейгер сказал матери:

— Я буду учиться.

— Конечно, ты должен учиться, — согласилась мать. — Но как?

— Тебе придется помогать мне: держать книги, перелистывать их, записывать все, что я тебе буду говорить. Ты сможешь, мама? Тебе не будет трудно?

— Нет, не будет, — сказала мать.

— Ну что ж, давай начнем.

Так Лейгер подготовил первый зачет. Мать пошла в институт, рассказала обо всем этом декану. И сразу же к нему приехал педагог, принял зачет, отметил в зачетной книжке.

— Без скидок? — спросил Лейгер у своего преподавателя.

— Без каких бы то ни было скидок. Должен вам по секрету сказать, что вы даже знаете предмет лучше, чем в то время, когда увлекались гимнастикой, а не сопротивлением материалов.

Они улыбнулись друг другу. Преподаватель пожал безжизненную руку Лейгера и ушел.

С этого дня к Лейгеру начали приходить по составленному им графику-расписанию его товарищи-однокурсники. Они помогали ему учиться, сдавать зачеты, не отставать от них. Иногда педагоги приходили к Лейгеру домой, а когда надо было сдавать экзамен, студенты приносили ему вопросы, на которые Лейгер должен был давать письменные ответы.