Сербия о себе - [37]

Эти программные требования приблизили ГСС к слабой, но давней традиции сербской либеральной мысли, которая от самых истоков, со времен Еврема Груйича[108] , на первое место ставила достижение гармонии внешней и внутренней свободы, стало быть, национальной свободы и демократии. Это направление никогда не было преобладающим, но и не прерывалось (организация «Объединенная сербская молодежь», Светозар Милетич, Слободан Йованович, Владимир Йованович, Драгиша Станоевич, Светозар Маркович, Йован Скерлич)[109] . Эту непрерывность подтверждает и политика Гражданского союза Сербии, однако за отсутствием у него прочной позиции в доминантной культурной модели либеральное направление в Сербии пока не имеет массовой поддержки. Все же в период вооруженных конфликтов ГСС выступал против войны и проводил миротворческие акции, показывая, что и в условиях мощной военной пропаганды, в окружении сторонников военных действий можно противостоять правящему режиму и большинству.

Характерный случай политики позора и бессилия сформулировать новую программу и предложить реальный выход из ситуации продемонстрировало СДО. В большинстве публичных выступлений Вук Драшкович вторил противоречивой политике и позиции своей партии, в результате чего из ее рядов вышли националистически ориентированные члены и отвернулись соответственно настроенные избиратели, а сторонники гражданственной, либеральной линии – не присоединились. Поэтому Драшкович стал лишь видимостью сербского оппозиционного вождя, видимостью, терявшей политический вес. Будучи либералом без твердой убежденности, антивоенным активистом с провоенной программой, примирителем конфликтующих народов со своей партийной парамилитарной гвардией, европейцем и западником европейской формы и народнического содержания, Драшкович дополняет представление о политической лабильности сербской оппозиции.

Противоречивость политических взглядов Вука Драшковича можно проследить на примере лекции, прочитанной им в лондонском Центре политических исследований в июне 1991 г., за три дня до начала югославских войн. Говоря о сохранении Югославии как о единственно разумном решении, он объяснил, что этнический раздел этого государства невозможен: «Этническая карта большей части Югославии напоминает шкуру леопарда... Нет такого чародея, который смог бы провести этнически чистые границы через эту леопардовую шкуру и через тысячи мужей, жен и их детей». Однако вопреки этому здравому выводу в той же самой лекции он сказал: «В этом случае (сукцессии Хорватии и Словении. – Д.С.) почти 40% сербов оказались бы за пределами нынешних границ Сербии. Кроме того, хорваты извлекли бы государственную выгоду из геноцида, учиненного над сербами. Мы считаем, что в случае распада Югославии к Сербии должны отойти все территории, с которыми в 1918 г. Королевство Сербия вошло в состав Югославии, а также все области в современной Боснии, Герцеговине и Хорватии, где сербы составляли большинство населения до геноцида усташей».

Противоречие очевидно. В принципе Драшкович считал невозможным разграничение югославских народов, но забывал об этом, предлагая решение конкретной проблемы, встающей при развале СФРЮ. И хотя тогда он выступал как противник войны и предупреждал об ужасающих преступлениях, неминуемо последующих при войне за чистые этнические границы между смешанными народами, сам же все-таки проводил эти границы. Глубоко противоречивый в своей политике, Драшкович оказался на распутье между двумя полярными политическими позициями и отстаивал обе одновременно. Находясь где-то между, он потерял почву, на которой мог бы взрасти политический переворот в Сербии.

Драшкович – единственный руководитель «национальной оппозиции», кто протестовал против бомбардировок Дубровника, а о «вуковарской победе» писал: «Я не могу праздновать вуковарскую победу, которую с такой эйфорией славит Сербия, опоенная военной пропагандой. Я не могу, ибо погрешу против жертв, против тысяч погибших, против острейшей боли и беды всех выживших жителей Вуковара ... Он – Хиросима, созданная хорватским и сербским безумием... Все в этой стране, а особенно сербы и хорваты, переживают дни тяжелейшего позора и тягчайшего падения». За два месяца до начала военных действий в Боснии и Герцеговине в январе 1992 г. во время круглого стола власти и оппозиции лидер СДО предостерегал: «Видимо, ясно, что нам не нужен Вуковар. Также, видимо, ясно, что насильственное решение нашего будущего, применение силы в Боснии и Герцеговине, в самом сердце недавней Югославии, сделало бы по меньшей мере половину этого народа беженцами, а их землю Вуковаром, и тогда пламя тотальной войны угрожало бы перекинуться на все Балканы и дальше».

В номере журнала «Српска реч» («Сербское слово»), сделанном 6 апреля, в день начала войны в Боснии, Драшкович опубликовал «Воззвание к гражданам Боснии и Герцеговины»: «В эти решающие часы, когда Босния и Герцеговина находится на грани между войной и миром, между жизнью и смертью, я присоединяюсь к всенародному бунту против шовинистско-фашистского безумия ... Это последний миг для граждан Боснии и Герцеговины, чтобы заглушить в себе религиозные, национальные или партийные чувства и всем, прежде всего, заговорить и заключить друг друга в объятия, как люди ...Под лозунгом защиты национального интереса узаконен принцип, по которому собственное право и счастье могут осуществляться за счет несчастья и несправедливости по отношению к соседу. Кровь сочится из такой политики. Такая политика превратит всю нашу Боснию и Герцеговину в кладбище, если граждане не возьмут свою судьбу в свои руки».