Сербия на Балканах. XX век - [61]
Собственно говоря, ожидать от российского МИД, как и от любого другого подобного ведомства, концептуальных внешнеполитических разработок нельзя было даже не из-за какой-то злой воли его руководства. Были ограничения и сугубо объективного характера. Традиционно дипломаты идеи не генерируют, а выступают их исполнителями. В этом своем свойстве дипломаты похожи на военных. В зависимости от способностей и профессионализма они могут с большим или меньшим успехом выполнять спущенные им директивы. Но стратегических указаний сверху как раз почти и не было.
Это бросалось в глаза многим. В период президентства Ельцина предпринимались попытки создать специальный механизм межведомственной координации внешнеполитической деятельности. Однако они не дали результатов, и во многом из-за активного противодействия руководства МИД. А. Козыреву удалось провести два президентских указа, подтверждавших координирующую роль самого МИД в вопросах внешней политики. Третий подобный указ подписал у Ельцина уже следующий министр иностранных дел – Е. Примаков. Получалось, что МИД сам себе ставил задачи, сам их пытался выполнить, сам себя координировал и контролировал.
Все это происходило в 1990-е годы – переломные и для Европы, и для всего мира. Старая биполярная система европейской безопасности рухнула, формировалась новая. На ее формирование большое влияние оказывал югославский кризис. К сожалению, российский МИД этого долго не понимал.
Таким образом, мы бы отметили две порочные черты внешней политики России того периода: чрезмерное увлечение новой идеологией вместо деидеологизации и монополизм дипломатического ведомства при принятии решений.
Мы уже писали в предыдущих главах, насколько запутанным и многослойным, насколько важным для судеб всей планеты оказался югославский кризис. И сразу надо отметить, что должного понимания сути происходившего на Балканах в России в начале 1990-х годов не было. И уже в силу этого балканская политика России не могла быть адекватной.
Югославский кризис, так сильно повлиявший на развитие современных международных отношений, на новую геополитическую расстановку в мире, поначалу казался российским властям лишь досадной помехой на пути в «цивилизованный мир».
Поэтому Россия и признала в числе первых, до достижения каких-либо внутриюгославских договоренностей, независимость Словении, Хорватии и Боснии и Герцеговины. Поэтому в деле югославского урегулирования Россия охотно приняла западные правила игры: державы навязывают югославским народам свою волю, а те должны им беспрекословно подчиняться. Пользуясь особым расположением к себе сербской стороны, Россия именно ей навязывала волю так называемого «мирового сообщества». Поначалу российские средства массовой информации также транслировали западное видение конфликта, что влияло и на российское общественное мнение.
Правда, уже через пару лет общественное мнение в России качнулось в другую сторону. Сказались и огромная цена реформ, и нежелание западных демократий оказать России серьезную помощь. Становилось все более очевидным, что трудности, переживаемые Россией, наоборот, используются для ее дальнейшего ослабления и вытеснения с Балкан и из всей Европы. Самым убедительным примером этого было начало процесса расширения НАТО на восток. И, соответственно, полный крах потерпел курс России на создание новой системы общеевропейской безопасности на основе ОБСЕ. Это оказалось печальным и для ОБСЕ. Сегодня, на наш взгляд, это уже – несамостоятельная, почти маргинальная организация.
Начиная примерно с 1994 г. российская дипломатия стала пытаться точнее соответствовать общественным настроениям внутри страны. Тем более что югославский кризис стал для России не только внешней, но и внутренней проблемой. Однако активность МИД вылилась лишь в изменение фразеологии и стилистики официальных заявлений. Стали раздаваться фразы о равном отношении ко всем сторонам в конфликте, о признании Балкан зоной российских интересов и т. п. Некоторые наблюдатели поспешили трактовать это как переход России на просербские позиции. Но на деле ничего подобного не было. В частности, Россия продолжала оставаться в режиме антисербских санкций, неоднократно голосуя за их еще большее ужесточение.
В этом контексте фантастически звучит утверждение профессора политологии Норвежского университета науки и технологий в Тронхейме С. Рамет о том, что Россия в те годы тайно отправила боснийским сербам «свой технический персонал и военных» для обслуживания ею же поставленной военной техники, в том числе самого современного ракетного оружия. По ее словам, «сербы договорились купить оружие на 360 млн. долларов США, включая небольшие мобильные танки Т-55»[277]. Это утверждение – классический пример перекладывания с больной головы на здоровую. Поставки вооружения были, но со стороны США и исламских государств и не сербам, а хорватам и боснийским мусульманам.
На завершающем этапе боснийской войны НАТО уже откровенно вмешалась в нее на антисербской стороне, первый раз в своей истории участвуя в военных действиях, причем вне зоны своей ответственности. А Россия уже совершенно бесцеремонно была отодвинута в сторону, в ее услугах больше не нуждались. Она была нужна лишь в качестве вспомогательного участника урегулирования, для придания ему большей легитимности и для уже традиционного давления на сербов. Такую чисто вспомогательную роль сыграла Россия и во время переговоров по мирному урегулированию в Дейтоне, и во время миротворческой операции в послевоенной дейтонской Боснии.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Книги завершает цикл исследований автора, опубликованных в Издательстве Казанского университета по македонской тематике. «История античной Македонии», часть 1, 1960; часть II. 1963; «Восточная политика Александра Македонского». 1976. На базе комплексного изучения источников и литературы вопроса рассматривается процесс распада конгломератных государств древности, анализируется развитие социальных, военно-политических и экономических противоречий переходной эпохи обновления эллинистических государств, на конкретном материале показывается бесперспективность осуществления идеи мирового господства. Книга написана в яркой образной форме, снабжена иллюстрациями.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.