Сепаратист - [13]

Парнишка, расстроившийся было что его прогоняют, просиял и шустро влез в кузов. Нормально, справится, если что. Я подозвал одного из парней, Андреса, и велел ему тоже залазить в кузов — патроны подавать, в случае чего. Глупость на самом деле несусветная — бегун из меня теперь так себе, так что надо бы мне туда забираться, но вот не хотелось. Хотелось видеть общую обстановку, чтобы успеть среагировать в случае чего. А еще было неловко перед парнями — как это, я поеду, когда другие бегут. Не хотелось показывать слабость.

В первый момент, когда здание почтамта показалось в конце улицы, возникло ощущение, что отряд Драко уже подавил сопротивление. Так оно, в общем, и было, вот только приехали мы очень вовремя.

Возле входа в почтамт собралась небольшая, разношерстно одетая толпа повстанцев. То, что это не законопослушные граждане можно было определить только по наличию у каждого «жандармских» карабинов Спенсера. В остальном же повстанцы выглядели именно как толпа. И взгляды у всех были направлены на здание почты — господа революционеры так увлеклись зрелищем, что не заметили даже появления нашего локомобиля. Подойдя чуть ближе, я понял, что же столь сильно захватило внимание бунтовщиков. Первое, что бросалось в глаза, даже из-за спин собравшихся — потеки крови на мостовой. Натекло с престарелого почтмейстера, что лежал возле входа в почтамт. Старик до сих пор сжимал совершенно нелепый однозарядный пистолет Купера. Неудобный, маленького калибра, годный только собак пугать. Тем не менее, судя по тому, как было истерзано тело почтмейстера, оказанное сопротивление очень впечатлило повстанцев. Рядом с ним лежала девушка. Я не понял, мертвая, или просто без сознания, но юбки у нее уже не было. По бедрам стекала кровь. Однако собравшихся интересовало не это. С гоготом и улюлюканьем доблестные победители почтальонов подначивали своих удачливых товарищей, весело насиловавших побежденных письмоводительниц. Оглядев толпу, нашел взглядом Драко — командира этой группы. Мужчина, зажимая плечо, взирал на происходящее с одобрительной усмешкой и явно не собирался останавливать развлечение.

От злости свело скулы. Что они творят, мрази? Достаю револьвер и стреляю в воздух — только теперь появление новых лиц заметили.

— Замерли все! — рявкнул я.

— О, Диего, вы вовремя, — хмыкнул Драго. — Как раз успеете досмотреть представление. А то и присоединяйтесь — тебе, как командиру, вне очереди.

— Драго, объясни мне, какую задачу поставил перед тобой центурион?

— А что не так? — удивился мужчина. — Захватить почту. Как видишь, задача выполнена.

— Вижу. А где в этой задаче было про то, чтобы трахнуть почтальонов? Может, я чего пропустил?

— Не было ничего про это. Ну так, а чего с ними делать? Ты видишь, меня подстрелили. Пусть знают, как сопротивляться. Так будет со всеми этими трусами и лизоблюдами, которые радостно прогнулись под чистых и их марионеточное правительство! — Последнюю фразу он прокричал громко, в ответ нестройно, но поддерживающе загудела толпа.

— Все ясно. — Я подошел к продолжавшим держать письмоводительниц.

— Встать. И построиться.

— С чего бы? Мы не в армии, а ты не мой командир, — нагло ухмыльнулся один из насильников.

Я направил ему в лицо револьвер.

— Встать. И построиться. Построиться — значит встать в ряд, даже такому дегенерату должно быть понятно.

— Ты чего, в самом деле? — Драко подковылял поближе, заглянул мне в лицо.

— Ты низложен. Больше не командир. С тобой будет разбираться Северин. А с этими я разберусь сам.

Меня аж трясло от ненависти. Ярость, дикая и необузданная. Сам, помимо воли начал проваливаться в транс. Кажется, сейчас я мог сделать так, чтобы они умерли все, и даже сил немного потратить. Этот поскользнется на луже натекшей крови, тот выстрелит случайно, этот отшатнется прямо под подъезжающий грузовик… Нельзя. Я с усилием отказался от соблазнительной идеи. Нужно, чтобы все было прозрачно. И показательно.

— С чего бы я низложен? — удивился Драко и злобно улыбнулся: — Ты видать, переутомился, мальчик. Перевоевал. Давайте, парни, вяжите его, не бойтесь. Он не выстрелит.

Толпа качнулась в мою сторону. Идиоты. Они даже не видели, как разворачивается локомобиль. А я видел — в трансе я многое вижу.

— Ева!

Кера поняла меня правильно. Из тени кузова выметнулся яркий язык огня, по ушам ударил грохот. Люди, секунду назад полные азартного веселья пополам с праведным гневом вдруг разом растеряли кураж, половина повалилась на мостовую, остальные куда-то побежали.

— Всем встать! Вернулись все! Следующая очередь будет на два фута ниже!

Народ начал неохотно возвращаться. Не все, разумеется, некоторые наверняка ускользнули, но мне плевать. Нужна хоть какая-то массовость, а дальше слухи и так разойдутся.

— Вы, отродье. — Я снова повернулся к насильникам. Пересчитал. Хорошо, эти разбежаться не успели. — Построиться!

В этот раз ублюдки, наконец, выполнили указание.

— Слушайте все! — обернулся я к собравшимся. — И передайте другим. Мы боремся за жизнь. Свою и своих детей. Мы боремся против тех, кто закрывает фабрики и мануфактуры, против тех, кто лишает куска хлеба тысячи честных рабочих, против тех, кто отправляет их детей на паперть, а жен — в лупанарии. Мы боремся против озверелых чистых монахов, которые именем чистого бога обращают в пепел целые поселения. Против произвола жандармов и властей на местах. Мы хотим сами строить свою жизнь, не оглядываясь на распоряжения бесконечно далеких магистратов и сенаторов. Мы хотим лишь честного труда и достойной жизни. — Да уж, экспромты мне явно не удаются. Мог бы придумать что-нибудь более убедительное. Тем не менее, меня слушали внимательно, с тревогой в глазах. Некоторые кивали одобрительно. Заметил в инсулах напротив тени за шторами — значит, слушают не только свои. Это очень хорошо, просто отлично. Но надо продолжать. — Мы не воюем с мирным населением, вся вина которого в том, что им повезло чуть больше. Они терпят не меньше нас, многие так же лишаются заработка или получают жалкие семисы за свой труд. Они точно так же страдают от произвола чистых монахов и жандармов.