Сентиментальные рассказы - [9]

— Может, врача? Тут медпункт есть. Или скорую, что ли?

— Спасибо, милый, — сказала Нина Алексеевна. — Ничего не надо, мне уже лучше.

Она вышла из стеклянного куба аптеки, пошла по вокзалу без цели, стараясь держаться поближе к предметам, за которые можно было бы уцепиться в случае чего. Через несколько минут поняла, что уже не боится упасть. И внутри у нее уже не тряслось, а так, только изредка вздрагивало. Она поднялась на самый верхний этаж, к открытому ресторанчику рядом с комнатой отдыха. Присела за свободный столик, раздумывая, хочет она есть или нет. Подошла девочка в фартуке, вытерла стол, негромко сказала:

— Вы бы сумку так не бросали, сбоку. Даже и не смотрите на нее, а тут разные люди бывают, глазом моргнуть не успеете — и ни копейки.

— Разные люди бывают, — равнодушно согласилась Нина Алексеевна. — Да там нет денег, мелочь, ерунда всякая.

В сумке действительно почти не было денег. Так, только на метро или на маршрутку, чтобы доехать до Алексеевской, в гости к сыну. Кредитку она зашила за подкладку пиджака нового брючного костюма. Она даже улыбалась, представляя, как будет смеяться над ее осторожностью сын. Но потом она скажет, что на этой карточке почти восемьсот тысяч рублей, и он перестанет смеяться. А потом, может быть, он спросит, как она узнала его адрес. Но она не скажет, что это Генка, его бывший одноклассник, ей сказал, Генка-то давно знал его адрес, они встречались, когда ее сын приезжал зачем-то в Курск, но к ней не заехал. Тогда она сильно заболела, чуть не месяц пролежала пластом, и все думала, почему ж он не заехал… Она ничего ему об этом не скажет, она скажет, что он сам сообщил ей адрес. Вот звонил как-то, и адрес сказал. Когда он звонил последний раз? Лет десять, наверное. Может, и был уже женат, может, и адрес у него уже был… Пусть он подумает, что сам сказал. Телефон-то свой сказал, мог и адрес сказать. Пусть он не чувствует себя виноватым, вина разрушает душу. Про деньги она скажет правду: дядька завещал квартиру своим племянницам, ей и сестре Вале, на двоих. Они продали квартиру, а деньги поделили. Валя эти деньги прижала, у нее внучка растет, скоро школу закончит, поступать в институт будет, без денег сейчас туда никак. А Нина Алексеевна решила сына навестить вот с таким гостинчиком. Не могла она больше жить, ничего о нем не зная. По телефону что поймешь? Все нормально, как ты, извини, мне некогда… И боялась она звонить, ей казалось, что мешают ему ее звонки. Сам-то он не звонил. Последний раз — лет десять назад… Почему она решила, что ее приезд ему не помешает?

— Вы кушать будете?

Та же девочка в фартуке. Смотрит внимательно, даже с подозрением. Наверное, здесь нельзя просто так за столиком сидеть, надо что-нибудь взять.

— Мне бы попить чего-нибудь, — нерешительно сказала Нина Алексеевна. — Чайку сладенького. Я есть не хочу, устала очень.

— Я сейчас принесу. — Девочка исчезла, почти сразу появилась с чашкой чая, поставила чашку на стол и вдруг спросила: — Все плохо, да?

— Просто устала, — повторила Нина Алексеевна. — Очень устала. А до поезда еще целый день жить.

— Ну, посидите, отдохните, телевизор посмотрите. Вон в той стороне экран, видите? Его уже включили, может, что интересное покажут.

Нина Алексеевна оглянулась, пошарила взглядом по залу внизу, даже через перила перегнулась, пытаясь понять, где телевизор. Телевизора не увидела, но увидела куртку омерзительного желтого цвета. Обладатель куртки стоял возле табачного киоска, роясь в бумажнике. Почти под потолком вдруг осветился большой плоский экран, пошел рябью, прояснился, на нем побежали слова, и те же слова громко прозвучали на все здание вокзала: «Позвони родителям!» Нина Алексеевна вздрогнула, и многие в зале вздрогнули, оглянулись на экран, остановились на мгновенье. Мужик в желтой куртке тоже оглянулся, замер на месте, потом сунул бумажник в один карман, а из другого достал мобильник, стал торопливо нажимать кнопки, все время поглядывая на этот огромный экран с огромной яркой надписью. В сумке у Нины Алексеевны ожил телефон, стал наигрывать «Оренбургский пуховый платок». Этот звонок поставила соседская Оксанка, чтобы Нина Алексеевна сразу слышала, что это сын звонит. Нина Алексеевна вынула телефон, подумала немного, и все же ответила.

— Мать! — закричал ей в ухо фальшиво бодрый голос. — Я тебе уже который день звоню! Ты чего не отвечала? У тебя все в порядке?

— Здравствуй, Антон, — сказала Нина Алексеевна, глядя на желтую куртку возле табачного киоска. — Я тебя плохо слышу, шум какой-то. Как у тебя дела?

— Все нормально, — сказал Антон. — Я тут с вокзала звоню, правда шумно очень. Я в командировку собрался, по делам, работы много, вот и… Но пара минут у меня еще есть. Ты там как живешь?

— Хорошо, — спокойно сказала Нина Алексеевна. — Все хорошо, не волнуйся. Ты ведь спешишь? Не трать деньги на пустые разговоры.

— А? А, да, конечно… Я как-нибудь приеду, ты не думай. Вот с делами разберусь — и приеду. Может, даже еще до осени. А то совсем замотался…

— Счастливого пути, — сказала Нина Алексеевна и отключила мобильник.

В проеме выхода из здания вокзала появилась та немолодая громкая женщина, заорала, перекрывая вокзальные шумы: