Сент-Женевьев-де-Буа. Русский погост в предместье Парижа - [31]

Этот крупнейший военный специалист, чьи труды переведены на многие языки мира, почти неизвестен на родине, в России.

ГОЛОВИН СЕРГЕЙ,

умер в 1985

В книге балерины Нины Тикановой (Тихоновой) «Девушка в голубом» есть рассказ об открытии нового балетного таланта в Монте-Карло в конце войны:

«С самого начала выступлений «Новых Балетов Монте-Карло» к нам присоединилась юная пара, брат и сестра, носившие славную русскую фамилию. Исключительные достоинства Сергея Головина могли бы сразу привлечь внимание директоров, но спокойствие и достоинство, с которым держали себя эти два юных существа, вызывали у них раздражение.

Потомки старинного и благородного рода Головиных, племянница и племянник прославленного художника театра, жившие в Ницце нелегкой эмигрантской жизнью, Соланж и Сергей словно бы не вызывали в труппе никакого сочувствия. Их звали «меньшие Головины». Они были молоды, бедны и беззащитны: Соланж ходила всегда в одном и том же платье!..

Мне они нравились своей талантливостью, гордым своим безразличием к трудностям и трогательной любовью друг к другу. В конце концов Грегори распознал огромные достоинства молодого танцовщика и стал давать ему роли в своих балетах. Головин очень скоро заслужил высокую оценку зрителей.

А в мае 1944 года первое выступление Головина в «Призраке розы» у Фокина (в роли, которую Фокин доверил Звереву и над которой он со Зверевым работал) стало большим событием в сезоне «Новых Балетов Монте-Карло». Сергей оставался одним из лучших исполнителей этой роли, доверяемой обычно большим солистам. Он был в ней поэтичным и легким, как дуновение ветерка, и каждое движение его тонкого и нервного тела было само вдохновенье… Головин был божественным. Нежное согласие между ним и его партнершей Соланж делало их неотразимыми. Успех был ошеломляющий. Открыв наконец глаза, Саблон назначил его в тот же вечер солистом-премьером, и звезда Сергея Головина прочно утвердилась на балетном небосводе…»

ГОЛЬДБЕРГ-ВОРОНКО ЭДУАРД ВИКТОР,

caporal, 22.03.1912–6.06.1940, Misery, Somme

Война 1939–1940 гг. была проиграна Францией почти без сопротивления. Для одних это была «странная», для других позорная и даже «смешная» война (drôle de guerre). Для Анны Феликсовны Воронко, безутешной матери 28-летнего капрала-добровольца Эдуарда Виктора, война эта была не странной, а страшной, а день, когда она раскопала в замковом парке в Мизери могилу своего Эдика, был самым страшным днем ее жизни…

Стараньями безутешной матери был сооружен на военном участке кладбища памятник русским воинам, павшим в 1939–1945 годах на полях проигранных сражений, умершим в лагерях и в депортации.

ГОРБОВ МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ,

13.03.1898–22.02.1961

Перед самой смертью Михаил Николаевич Горбов написал воспоминания о годах своей юности и своем участии в Гражданской войне на стороне белых. Эти воспоминания он посвятил жене и дочери Марине, которым он так объяснил в кратеньком предисловии потребность рассказать о том времени: «Почти на протяжении трех лет три миллиона красноармейцев не могли справиться с шестьюдесятью тысячами белым. Разве это не свидетельство нашего мужества?». Понятно, что дочери, выросшей в «левой» Франции, трудно было доказать, что наряду с красным героизмом имел место и белый.

А в 1995 году дочь М. Н. Горбова Марина Горбова выпустила в швейцарском издательстве «Ль'Аж д'Ом» (по-французски) одну из лучших книг о русской эмиграции – «Призрачная Россия». Сделавшись из «переводчицы» «автором книги» (высокий чин во Франции, его указывают наряду с академическим званием в газетах), М. Горбова посвятила эту книгу отцу и матери и в приложении к ней поместила замечательные воспоминания отца.

В межвоенные годы родители М. Горбовой увлекались движением младороссов. Писательница вспоминает, как бывали шокированы в старости былые члены фашиствующей младоросской партии, когда кто-нибудь из авторов упоминал о сходстве их идей и обрядов с фашистскими.

«Мы были прежде всего монархисты… – оправдывался М.Горбов. – Мы были молодые, часто встречались, много смеялись… Мы были все за Россию и против коммунизма… Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь в партии употреблял это слово – фашист… Александр (глава Казем-Бек. – Б. Н.) был человек очаровательный… В конце, когда он стал говорить «Царь и советы», мы думали, что он просто преувеличивает… А немцев мы ненавидели… Мы были против победы немцев над Россией, но не над СССР».

Выходит, что никто из молодых интеллигентов-аристократов не читал бесчисленных профашистских статей в младоросской прессе, не знал о поездке их главы (фюрера) на поклон к Муссолини и Гитлеру, о связях с советской разведкой… «Мы об этом ничего не знали», – хорошо всем знакомое нынче желание «ничего не знать».

Кстати, писателем был и брат Михаила Николаевича Горбова, Яков Горбов. Как и многие эмигранты, он учился во Франции, вернувшись с войны, получил диплом, но на жизнь зарабатывал за баранкой такси и писал (даже издавал) романы – только не по-русски, а по-французски. Восьмидесяти лет от роду, живя в русском старческом доме, он влюбился в свою сверстницу, вдову Георгия Иванова Ирину Одоевцеву, и сделал ей предложение выйти за него замуж. Впрочем, предоставлю слово самой И. Одоевцевой, ибо ее великосветский стиль уже успел полюбиться русскому читателю: «Мысль эта была, конечно, неосуществима, так как его жена была жива и, кроме того, умственно ненормальна, что по существующему закону исключает возможность нового брака, а я, со своей стороны, о браке с Горбовым не помышляла и ответила ему, что если выйду замуж, то только за миллиардера, чтобы пользоваться всеми земными благами…» «Тогда мне остается только одно – выброситься из окна», – сказал Горбов, но в душе, как видно, надежды не терял.