Сенсетивы Галана - [2]

Впрочем, как только команда "Принцессы" увидела, что их юная хозяйка спит, положив мне голову на плечо и крепко обняв мою немытую шею, все они тотчас умолкли, видя то, как я грожу им кулаком, а боцман Гонзер, корча злобные гримасы, беззвучно шевелит губами и скалит зубы. Повинуясь его выразительным жестам, матросы спустили, обитую белоснежным фетром. Осторожно ступив на палубу, я бережно понёс Руниту в каюту для пассажиров. Однако, стоило мне попытаться уложить её в койку, как она вцепилась в меня ещё крепче и я был вынужден присесть в кресло. Избавившись с помощью телепорта от грязной, рваной одежды, а также от грязи и пота на своём теле, я наполнил каюту воздухом острова Равелнаштарам с запахом тропических цветов и стал баюкать девушку, словно грудного младенца и даже более того, принялся тихо напевать ей старинную колыбельную песню по-варкенски. На галикири я таких песен не знал.

Это подействовало на Руниту расслабляющим образом и она выпустила меня из своих крепких объятий, так что вскоре я смог уложить её в койку, но убегать не стал, а сел в кресло рядом с ней. Держа это удивительное создание за руку, я продолжал мурлыкать ей песенку о том, что скоро окончится длинная зима и Три Лорда согреют Варкен и даже растопят снег на южных склонах гор острова Антал. Эту песню когда-то пела мне мама и теперь я пел её для своей жены, хотя ещё не просил руки этой девушки. Мне и так было ясно, что она ответит мне, когда я встану перед ней на колени, сцеплю пальцы рук в клятвенный замок и попрошу её об этой милости. Думая о том, что мне сказать ей при этом, я, вдруг, почувствовал, что в небольшом коридоре, разделяющем две каюты в надстройке, кто-то стоит и старается не дышать, чтобы случайно не разбудить Руниту. Мне стало любопытно, я тихонько вышел из каюты и увидел перед собой добровольного стюарда, молодого долговязого паренька, стоявшего с судками в руках, который тотчас обратился ко мне шепотом:

– Милорд, простите меня, но может быть хоть теперь, когда вы и его светлость граф фрай-Арлансо вернулись на корабль, госпожа Лиант немного поест?

В глазах этого угловатого паренька, который был почти на голову выше Нейзера, я прочитал нечто такое, отчего меня, словно кипятком ошпарили. Уж больно он был обеспокоен тем, что Рунита проголодалась, а потому я спросил его:

– Послушай-ка, парень, тебя, кажется, зовут Даммис, так ведь? Скажи мне, Рунита, что совсем не ела все эти дни?

Тот вздохнул и шепотом ответил:

– Ну, отчего же, иногда нам удавалось уговорить её съесть что-нибудь, милорд. Правда, это случалось не часто.

Всё во мне так и похолодело от ужаса. Сдержавшись чтобы не завыть от боли, я тихонько сказал юнге Даммису:

– Дамми, дружище, госпожа Лиант крепко спит и сон ей нужен сейчас даже больше, чем еда, так что ты ступай, не стой здесь с таким испуганным видом, словно ты часовой на посту перед пороховым складом.

Однако юноша упрямо помотал головой и тихонько проворчал мне в ответ с неожиданной твердостью в голосе:

– Ну, уж, нет, милорд, я лучше останусь и буду ждать той минуты, когда госпожа Лиант проснётся, а то мне точно достанется от капитана Корреля по самое первое число. Это вовсе не дело, нарушать его приказ, тем более такой.

От этих слов Даммиса Ремвира мне стало так тошно на душе, что я был готов принять крейг. Вернувшись в каюту к Руните, я тотчас телепортом достал из своего аптекарского кофра, стоящего в капитанской кладовой, четыре большие ампулы со специальным питательным раствором для поддержания сил во боя. Не имея возможности сделать инъекцию, я тихонько влил эту кремово-розоватую жидкость в желудок и кровеносную систему девушки целой серией микротелепортов, отчего её бледное, изможденное лицо тотчас порозовело и сделалось не таким измученным. После этого я уже мог особенно не беспокоиться за её физическое состояние, ведь в литре этого раствора была сосредоточена такая прорва питательных веществ и витаминов, что даже здоровенный мужик вроде Нейзера на этой дозе сражался бы часов десять подряд.

Тем не менее я вышел из каюты в совершенно подавленном состоянии, молча прошмыгнул мимо Даммиса и тихонько поднялся на капитанский мостик. Жано Коррель сам стоял за штурвалом, "Принцесса" несла только треть парусов и корабль, словно бы вымер, такая стояла на нём тишина. Боцман Гонзер не орал своим зычным басом, как обычно, а передавал матросам команды капитана энергичными и весьма выразительными жестами. Шхуна же шла так осторожно, как будто её трюмы были полны нитроглицерина и он грозил взорваться от любого неосторожного движения. Когда я поманил к себе капитана Корреля, он без суеты передал штурвал штурману корабля Тревиру Найту и подошел ко мне. Мы сели с ним на рундук со всяческими навигационными и прочими штурманскими принадлежностями и Жано тихо рассказал мне о том, что все эти дни творилось с Рунитой.

Черт бы побрал этого мальчишку! Он рассказал мне нечто такое, что я мигом пожалел о своей дурацкой экспедиции на остров Равелнаштарам. Короткими и скупыми на подробности фразами Жано Коррель поведал мне о том, как страдала и мучилась Рунита. Нет, она не кричала и не билась в истерике, не лила непрерывно слёз, а просто сидела в своей каюте и молча смотрела в иллюминатор не реагируя ни на что. Лишь изредка она выходила из ступора, да, и то только потому, что кому-то из членов команды "Принцессы" срочно требовалась её помощь. Офицеры и матросы этого корабля, люди привыкшие ко многим вещам, впервые встретились с такой формой горя. Это настолько поразило их всех, что они сначала растерялись, а потом стали предпринимать любые попытки для того, чтобы облегчить страдания моей девушки.