Сенатский секретарь - [8]

– Кто вы? – выговорила императрица.

– Несчастный, ваше императорское величество! – проговорил наконец Поздняк.

– Что с вами?

И Поздняк, вспомнив слова невесты: «пуще всего не оробейте», вдруг почувствовал в себе храбрость отчаяния. Вкратце, в нескольких словах, передал он свое преступление.

– Совершенно разорвали? – спросила императрица.

Поздняк сунул руку в боковой карман и вынул два куска указа.

Государыня посмотрела и произнесла что-то по-французски, обращаясь к своей спутнице. Затем она довольно долго думала.

– Да… Трудно, очень… – произнесла она наконец. – Скажите, Дмитрий Прокофьевич не знает, конечно…

– Никак нет, ваше величество. Ничего не знает.

– Скажите, кто писал этот указ… сенатский писарь?..

– Я сам писал, Ваше Величество.

– Вы?.. О, тогда другое дело… Это на ваше счастье. Вы, стало быть, можете точно скопировать его?

– Могу, ваше величество… Точнехонько…

– Верю. Но можете ли вы сдержать слово, можете ли не рассказывать всю жизнь никому какую-либо тайну? Если я помогу вам, обещаетесь ли вы никогда ни слова не проронить… дать мне слово и держать его крепко?

– Клянусь, ваше императорское величество. По гроб жизни умолчу. Помилосердуйте!

– Успокойтесь! Слушайте… Ступайте же домой, перепишите этот указ точь-в-точь так же, до единой буквы, а завтра будьте здесь с новым указом. Но возьмите с собой, – прибавила Екатерина, улыбаясь, – чернильницу и перо.

И государыня двинулась далее.

Поздняк остался на коленях и глядел ей вслед. И только когда императрица уже скрылась в чаще, он пришел в себя, схватил себя за голову и не знал, проснулся ли он, во сне ли он все видел или все это действительность.

Прошли сутки. Точно так же в семь часов утра, на том же месте, около обелиска, прохаживался взад и вперед тот же сенатский секретарь, но он был почти в том же счастливом состоянии, в каком находился несколько дней назад. Он считал себя уже спасенным.

Наконец с той же стороны появилась снова также государыня в сопровождении дамы.

Поздняк взял со скамейки белый исписанный лист, пузырек с чернилами и, достав из кармана гусиное очинённое перо, снова опустился на колени. Но этот раз он смотрел на приближающуюся государыню со смутным восторгом на сердце.

Императрица приблизилась, кивнула головой и улыбнулась.

– Здравствуйте! – произнесла она, принимая из рук Поздняка чисто и красиво переписанный лист.

Точь-в-точь такой же указ до малейших мелочей скопировал чиновник.

Государыня взяла у него перо и обмакнула в пузырек с чернилами, который он держал.

– Встаньте! – выговорила она.

Императрица отошла к скамейке, хотела нагнуться, потом собралась было опуститься на одно колено, чтобы положить бумагу на скамейку и подписать ее, но остановилась в нерешительности.

Она подумал мгновенье, потом улыбнулась и вспомнила.

– Подите сюда. Нагнитесь…

Поздняк подошел, склонился с замираньем сердца и опустил голову.

В первый раз с тех пор, что мир стоит, принимал позу осужденного на казнь – оправдываемый! К тому же самим монархом!..

Императрица положила лист на плечо чиновника и не спеша подписала.

– Вот… – тихо произнесла она.

Поздняк выпрямился, принял бумагу, но тотчас опустился снова на колени.

– Ваше величество… Был бы счастлив умереть по вашему приказанию… – дрогнувшим голосом вымолвил он.

– Нет, не надо… Вам ведь предстоит жениться… Но помните одно… Никогда никто не должен знать наш заговор против Дмитрия Прокофьевича. Я надеюсь, что ваше слово крепко.

– Помру, никому не скажу, ваше величество.

– Ну, ступайте с Богом и служите отечеству и монарху так же, как до сих пор служили… до беды с указом…

Государыня, улыбаясь, кивнула головой и двинулась. Поздняк остался на коленях, как был, и глядел вслед удаляющейся царице. Наконец чаща зелени скрыла ее из виду.

Поздняк перекрестился, вскочил на ноги и, бережно завернув бумагу в сверток, пустился бегом по парку.

VII

К одиннадцати часам того же дня сенатский секретарь был уже около своего стола и сидел глубоко задумавшись; но затем он встал, встряхнулся, как делает мокрая птица, и повеселел.

«Не беда… – подумал он. – После той беды, что миновала, все эдакие беды смех один…» Поздняк вспомнил, что за время своих треволнений он ничего не дал знать по месту службы, не сказался больным и ничего не объяснил. Просто пропадал без вести. «Хорош!»

Явившись в Сенат, он прежде всего спросил у солдата, дежурившего всегда у дверей Трощинского, спрашивал ли об нем начальник. Солдат объяснил, что вчера Дмитрий Прокофьевич приказывал позвать Поздняка, а затем тотчас же вернул и сказал: «Не надо». Стало быть, ему и не известно ничего.

Около двенадцати часов солдат явился и выговорил с полгорницы:

– Иван Петрович – вас!

Поздняк украдкой перекрестился, собрал бумаги, положил поверх всех указ и двинулся…

Когда он вошел в горницу Трощинского, то сердце замерло в нем. Начальник глянул на него угрюмо из-за своего стола и проговорил строго:

– Помни вперед… заруби себе на носу, что когда я даю особливое какое дело, то не жди, чтоб я сам тебя вызывал. Я могу за делами позабыть. Ровно в двенадцать часов сам о себе докладывай… Ну, что там?..

– Указ приказывали переписать в двух видах и еще другие бумаги… – прошептал Поздняк, подавая указ и копии.