Семья в огне - [20]

На второй день сестры Беверли – так их прозвали – попросили Джун поменяться койкой с пухлой девочкой по имени Бэт. У нее был скрипучий голос, и она приехала из Филадельфии. Бэт и сестры Беверли жили в одном домике, в четырех домиках от Джун и Аннеты, и вот от этой самой Бэт якобы не только несло чесноком, она еще и пялилась на сестер, когда те переодевались. Джун с ужасом и стыдом вспоминает, как перенесла свою сумку и спальный мешок в новый домик (тайком, пока Аннета ужинала). А вечером к ней пришел вожатый в сопровождении Аннеты и настоял на разговоре. Аннета не поверила Бэт: та заявила, будто Джун сама предложила поменяться домиками. Увидев Джун, она сразу просияла – вот ее лучшая подруга, которая всё-всё про нее знает, ради которой она проехала полстраны и на запястье которой уже два года болтается сплетенная Аннетой фенечка. Конечно же, сейчас она решит вопрос. Непринужденным тоном Джун заявила, что ничего не стряслось, просто неплохо бы дать друг дружке немного свободы, познакомиться с новыми людьми. Произнося эту отрепетированную речь, она с ужасом наблюдала, как каменеет лицо Аннеты. Та смотрела на подругу так, словно видела ее впервые. Не гнев и не обида исказили ее побелевшее лицо, а ужас: вместо Джун ей подсунули чужого человека. Аннета дернулась, будто ей в спину бросили камень, отвернулась и вышла, а сестры Беверли ехидно захихикали со своих коек. На следующее утро Аннета уехала домой. Им было по двенадцать лет, и с тех пор они не разговаривали. Осенью, когда началась учеба, Аннета даже не смотрела на Джун.

Интересно, что стало с ее огромной коллекцией фарфоровых лошадок? Она трепетно ухаживала за каждой, натирала гладкие блестящие бока, аккуратно расчесывала гривы и хвосты. Десятки, а может, и сотни лошадок стояли на белых книжных полках в детской Аннеты – единственного ребенка в семье. Порой они с мамой совершали поездки в антикварные магазины Спрингфилда, Блумингтона и Чикаго – специально, чтобы пополнить коллекцию новыми экземплярами. У Аннеты была и настоящая лошадь, темно-коричневый мерин по имени Тилли, который жил в конюшне их загородного дома в Виннетке. Джун почему-то никогда туда не приглашали. Она плохо помнит отца Аннеты, только его трубку, галстук и то, что его почти никогда не было дома.

После восьмого класса Аннета поступила в частную школу-пансион на востоке страны, где учениц, помимо прочего, учили верховой езде, и они с Тилли уехали. Джун потеряла с ней связь, но двадцать лет спустя, уже после развода с Адамом и переезда в Лондон, она как-то раз обедала в ресторане с одной американской клиенткой, женой английского банкира. Узнав про ее детство в Лейк-Форесте, та спросила, не знакома ли она с Аннетой Портер. Аннета состояла с ней в одной сестринской общине при университете Батлера в Индиане. «Она чудесный человек», – сказала американка, и, хотя Джун все еще было больно слышать имя бывшей подруги, она порадовалась, что ее приняли в некую общину и там она слыла чудесным человеком.

Почему-то Джун раньше не задумывалась о судьбе ее матери – что с ней стало после того, как дочь покинула родительский дом? Она представила, как бедная женщина взяла на себя обязанности Аннеты и ежедневно натирает и вычесывает фарфоровых лошадок, а заодно рассказывает им новости о предательнице, которая не пойми зачем потащила ее доченьку в летний лагерь и там бросила. Но теперь-то она получила по заслугам.

Между соснами начинает мелькать что-то голубое, и Джун на секунду теряется. Где это она? Останавливая машину, она мысленно представляет себе карту местности. Ах да. Монтана. Национальный парк «Глейшер». Озеро Боумен. Она глушит двигатель и наблюдает, как сквозь сосны ей является озеро. В голове тут же всплывает очередная сцена из детства Лолли: однажды поздно вечером та увидела в окно мигающий огонек, решила, что это НЛО, и отказывалась спать, пока они не выйдут на улицу посмотреть. Они вышли. Конечно, это оказалась всего-навсего звезда, которую то открывали, то закрывали ветви деревьев. Но Лолли была убеждена, что стала свидетелем чего-то необычайного.

Джун выходит из машины и ищет взглядом тропинку. Сосновый бор очень густой, и даже среди лета здесь прохладно. Она достает из машины свой жакет, накидывает его на плечи и только тогда решается сойти с дороги. Под ногами тихо похрустывает хвоя, а над головой переговариваются птицы, когда Джун идет к полянке рядом со скалистым пляжем. С полянки открывается вид на все озеро, узкое и длинное, ближе к дальнему концу мягко изгибающееся влево. Невероятно прямые сосны растут на низких холмах у самой кромки воды, а за ними возвышаются горы. Пейзаж напоминает северную Шотландию, хотя эти холмы выглядят моложе, не такими потрепанными.

Солнечные лучи попадают на поверхность взрыхленной ветром воды, и результат просто ослепительный. На секунду мир превращается в свет. Джун зажмуривается, но внутренне капитулирует перед этим светом и жаждет в нем раствориться. Забытье заканчивается так же быстро, как наступило: солнце заходит за тучу, возвращая краски и форму деревьям, холмам, горам, галечному пляжу. Джун ждет, когда солнце выйдет из-за тучи, и наконец оно выходит. Она чувствует его жар – колоссальный, безупречный – и вздрагивает, когда он вновь сходит на нет. Дожидаясь возвращения сияющего ничто, она вспоминает душ, который принимала четыре-пять дней назад в дешевом мотеле города Гэри, Индиана. Напор был такой сильный, что, когда струи воды ударили ей в шею и затылок, она увидела звезды. Джун стояла в душе очень долго, пока горячая вода не закончилась. И еще она вспоминает утро после ночи в машине, где-то на границе Северной Дакоты, когда она проснулась от гула школьных автобусов и детских криков. Затекшая и полусонная, она, моргая, смотрела на детей в футболках и шортах, с рюкзаками за спиной и ланчбоксами в руках. В ту секунду она полностью забыла, кто она такая и что тут делает. Рядом было какое-то здание из светлого кирпича, автобусы, американский флаг на белом шесте. Все это она видела впервые, и в голове почему-то не было ни одного воспоминания. Однако это не напугало ее, а, наоборот, принесло неизъяснимое облегчение. Чары исчезли, как только она увидела свой жакет в щели между пассажирским сиденьем и дверью. Один взгляд на помятый лен – и все воспоминания до единого моментально к ней вернулись, включая последнее: о том, как ночью она свернула с трассы и хотела найти мотель, но вместо него нашла тихое местечко на парковке возле школы.