Семья Тибо. Том 1 - [201]

А."

Антуан дочитал письмо, но еще не поднимал головы. Первым его душевным движением был гнев: за кого его принимают? Но затем он нашел всю эту историю довольно пикантной и весьма забавной.

Антуан по собственному опыту знал игру двух зеркал, висевших в его кабинете. Он стоял, облокотившись на камин, и в этом положении ему легко было увидеть англичанку, не шевельнув головой и лишь переводя зрачки под опущенными веками. Что он и проделал. Мисс Мэри сидела несколько позади и снимала перчатки; она расстегнула манто, освободила верхнюю половину тела и с деланной рассеянностью смотрела на кончик своего ботинка, игравший бахромой ковра. Она казалась в одно и то же время смущенной и бесстрашной. Думая, что со своего места он не может видеть, она внезапно подняла длинные ресницы и метнула в него короткую синюю молнию взгляда.

Эта неосторожность окончательно устранила последние сомнения Антуана, и он обернулся.

На его лице заиграла улыбка. Все еще держа голову опущенной, он в последний раз пробежал глазами искусительное письмо и медленно сложил его. Затем, не переставая улыбаться, выпрямился, и взгляд его встретился со взглядом Мэри. Эту встречу взглядов оба ощутили как толчок. Одну секунду англичанка находилась в нерешительности. Он не произнес ни слова; полузакрыв глаза, он только несколько раз неторопливым движением справа налево и слева направо отрицательно покачал головой. При этом он не переставал улыбаться, и лицо его было так выразительно, что Мэри не могла обмануться. Нельзя было сказать более дерзким образом: "Нет, мадемуазель, не старайтесь: этот номер не пройдет... Не воображайте, что я возмущен: мне просто забавно, я еще и не то видывал... Но, к моему великому сожалению, должен вам сказать, что даже за такую цену меня купить нельзя..."

Она поднялась со стула, не проронив ни звука, с заалевшим лицом. И споткнулась о ковер, пока отступала к передней. Он следовал за нею, как будто не было ничего естественнее этого поспешного бегства; ему все еще было очень весело. Она убегала, опустив глаза, не произнося ни слова, и пыталась на ходу застегнуть воротник манто дрожащей рукой без перчатки, которая казалась бескровной рядом с пылающими щеками.

В передней ему пришлось подойти к ней совсем близко, чтобы открыть входную дверь. Она как-то неопределенно кивнула головой. Он собирался ответить на ее прощальное приветствие, но в этот момент она сделала резкое движение: прежде чем он успел сообразить, в чем дело, она с ловкостью карманного воришки выхватила у него письмо, которое он все еще держал между пальцами, и выскочила за дверь.

Не без досады он должен был сознаться, что у нее не оказалось недостатка в ловкости и в хладнокровии.

Возвращаясь обратно в кабинет, он думал о том, какой вид у них будет у англичанки, у прекрасной Анны и у него самого, когда в скором времени они опять встретятся все вместе. При этой мысли он снова улыбнулся. На полу лежала перчатка; он поднял ее, вдохнул ее запах и только после этого весело бросил в мусорную корзину.

Ах, эти англичанки!.. Гюгета... Какова будет жизнь маленькой калеки между этими двумя женщинами?

Сумрак сгустился.

Вошел Леон, чтобы закрыть ставни.

- Госпожа Эрнст пришла? - спросил Антуан, заглянув в листок.

- О, уже давно, сударь... Целая семья: мать, мальчик и старый папа.

- Хорошо, - бодро сказал Антуан, приподнимая портьеру.

IX. Признания г-на Эрнеста, преподавателя немецкого языка

Действительно, к нему приблизился невысокий человек лет шестидесяти.

- Прошу вас, доктор, сначала примите меня: мне нужно сказать вам несколько слов.

Речь была тяжеловесная и несколько тягучая; манера держаться - скромная и полная достоинства.

Антуан плотно закрыл дверь и указал на стул.

- Моя фамилия - Эрнст... Доктор Филип, наверное, говорил вам... Благодарю вас... - пробормотал он, садясь.

Выражение лица было симпатичное. Глаза очень впалые, взгляд выразительный и грустный, но горячий, блестящий и молодой. Лицо, наоборот, казалось совсем старческим: усталое, изможденное, мясистое и вместе с тем высохшее, все в мелких провалах и бугорках, без единого ровного места; казалось, кто-то измял, точно глину, истыкал пальцами лоб, щеки, подбородок. Короткие и жесткие темно-серые усы словно рассекли пополам лицо. Редкие бесцветные волосы черепа напоминали траву, какая растет на дюнах.

Заметил ли он, что Антуан исподтишка рассматривал его?

- У нас такой вид, точно мы дед и бабка нашего мальчика, - грустно заметил он. - Мы очень поздно поженились. Я доцент университета и преподаю немецкий язык в лицее Карла Великого.

"Эрнст, - повторил про себя Антуан, - и этот акцент... Наверное, эльзасец".

- Не желая злоупотреблять вашим временем, доктор, я все же полагаю, что, раз вы соглашаетесь заняться малышом, мне нужно кое-что сообщить вам совершенно конфиденциально... - Он поднял глаза, омраченные какой-то тенью, и пояснил: - Я хочу сообщить вещи, неизвестные моей жене.

Антуан в знак согласия наклонил голову.

- Итак, - начал его собеседник, как бы призывая на помощь все свое мужество. (Видно было, что он заранее обдумал то, что намеревался рассказать; он заговорил, устремив глаза куда-то вдаль, неторопливо, размеренно, как человек, привыкший много говорить.)