Семья - [48]

Наши женщины тоже хороши бывают. Наша семья является сумасшедшей смесью православия и язычества. Мужчина в такой модели обладает невероятной властью и авторитетом, но всю ответственность он делегирует жене, матери. Основная его роль — инициировать семью, а семейная поденщина его уже не интересует. Отношения в семье напоминают схватку, которую выигрывает психологически или физически сильнейший. Никакие договоренности здесь не действуют, все разрешается через битие горшков. Но и эта модель деформировалась в результате того, что в войнах и военных конфликтах мы просто физически теряли много мужчин. В модели нашей семьи потерялась фигура отца, и уже новой генерации юношей пришлось занимать место ребенка. Не зря говорят об инфантилизме наших мужчин.

3.7

Приезжие из Кавказа экспортируют мусульманские семейные принципы. Своя семейная модель предлагается иудаизмом. Все они отличаются по характеру распределения власти и ответственности между взрослыми, а также по месту ребенка в семье. Нормальная модель семьи предполагает, что основная ответственность за семью лежит на отце как физически более сильном и социально принимаемом. Это не значит, что с женщины снимается всякая ответственность, но она пропорционально меньше. И хотя указание на единую норму может вызвать возражение, безусловно, модель, в которой мужчина вытеснен из семейного круга, аномальна.

Как будет развиваться семейная жизнь? Это зависит во многом не от частных выборов граждан, а от реальной семейной политики, которую будет проводить государство. Нужно понимать, что большинство людей (и не только в нашей стране) не в состоянии решать вопросы частной жизни самостоятельно. Они будут имитировать тот образ жизни, который им предлагается в СМИ или поощряется государством. Так пока на нашем телевидении доминируют семейные шоу, цель которых, кажется, возбудить уставших после работы граждан, чтобы те прыгали в койку, не раздумывая и улучшали демографическую ситуацию в стране. Постперестроечный период либеральных реформ не затронул важнейшую либеральную ценность как семья. Трагедия отечественного либерализма состоит в том, что он борется за место доминирующей идеологии, и гражданские свободы сводятся фактически только к свободе слова, вообще говоря, к трепу. Мы забалтываем в очередной раз самые насущные вопросы частной жизни людей.

Под западными моделями семьи скрываются католическая и протестантская модель. Очень четко католическая Европа отличается от протестантской Америки. Европа не любит, когда ее смешивают с Америкой. И Америка себя четко отличает от Европы, признавая за ней право на истинную, старую цивилизацию. В основании католической модели лежит принцип гармонии, сбалансированности, пришедший из античности, вознесенный в эпоху Возрождения. Чтобы позировать обнаженным и созерцать обнаженное тело без смущения, нужно быть внутренне свободным и внешне защищенным. В отечественной культуре обнаженное тело табуировано. Наше искусство XVIII–XIX века — это в основном портреты, глаза, духовная, эмоциональная пластика. Наши иконы, в отличие от католических, тоже схематичны с точки зрения телесного сходства, но всегда пронзительно печальны в своей несимметричности, абстрактности. Они несут в себе внутренние, эмоциональные схемы, а не внешние телесные.

Для нашего сознания основная норма — это предельная концентрация и внутренняя сосредоточенность. Оно иронично настроено по отношению к внешней позе, равнодушно к комфорту. Более того, телесная удовлетворенность кажется основной помехой для душевной ясности и открытости. Для православия характерно напряжение на грани гибели и распада. Вместе с тем, православная традиция обладает харизмой, которой нет ни в какой другой традиции. Она фактически снимает все границы в эмоциональном самовыражении человека, вплоть до его гибели или полном растворении в другом, или в Боге. Такие реализации для психологически сильных и выносливых людей, образы которых могут производить сильнейшее впечатление и поклонение окружающих.

Необузданная эмоциональность наших женщин оказывает на западного мужчину довольно сильное воздействие. Но интересно другое: после распада браков с русскими женщинами, после живодерских бракоразводных процессов и вереницы сеансов у психоаналитиков, они все равно ищут русскую. «Это как неизлечимая болезнь, я не могу ее забыть», «Русские так красивы!», «Когда я вижу русскую, мое кровяное давление зашкаливает!», «Я не могу избавиться от этого наваждения!». Но, согласитесь, что это ряд чрезмерных эмоций. Психологически иностранцы «подсаживаются» на эти яркие и тотальные образы, стимулируемые поведением сильных, неистовых людей из России.

Вечно улыбающиеся и оптимистично настроенные американцы нас раздражают. Американский оптимизм — это радость настоящего, гордость универсального потребителя, которому по факту рождения полагается больше благ, чем другим жителям планеты. Оптимизм по-европейски, это способность черпать силы в своем прошлом, в прошлом своей семьи, радость от того, что у тебя за плечами было много сильных, красивых, успешных людей с трагическими и потрясающими судьбами. На стенах американских домов вы увидите много дипломов, грамот, фотографий с соревнований, принадлежащих хозяевам дома. В хорошем доме европейца вы увидите фотографии родных, близких, друзей и коллег, о которых говорят с гордостью и сожалением, что их нет сейчас рядом.