Семья - [32]

Вот Семиухо наклонился вперед, сосредоточенно вслушиваясь в звуки, понятные ему одному, затем быстро-быстро переключил на пульте управления некоторые тумблеры, и Валентин с удивлением отметил, что даже он, Валентин, уловил перемену в оттенке звука: резче, уверенней заработал мотор. «Интересно, долго надо учиться на машиниста комбайна?» — промелькнуло вдруг в голове Валентина. Ему явно нравился Семиухо, нравился этот вот строгий, деловой ритм, тон которому задает машинист комбайна.

Иван Павлович вернулся не скоро.

— Ну, что скажешь? — кивнул он на Семиухо. — Дает жару парень? То-то... А ведь он, пожалуй, не старше тебя.

Упрек опять звучал в словах Ивана Павловича, но Валентин не обратил на это никакого внимания: он продолжительным взглядом смотрел и смотрел на Семиухо, на комбайн, и в голове его крепло твёрдое решенье...

21

Стопка проверенных тетрадей росла все медленней, и, наконец, Галина хмуро встала из-за стола. Она не могла сосредоточиться, отдаться, как в прежние дни, кропотливой работе, и это злило ее, словно виноваты во всем были тетради.

Но тетради были ни при чем. Возвратившись из школы и найдя квартиру пустой, Галина поймала себя на мысли, что ее начинает раздражать это постоянное отсутствие Валентина в дневные часы. Он приходил домой обычно с наступлением темноты. Первые дни Галина оправдывала его тем, что он занят, что его новая работа требует много времени, но ей хотелось быть вместе с мужем чаще. К тому же ей казалось, что от него стало веять какой-то усталой прохладцей...

Галина прошла по комнате, не зная, как заглушить в себе чувство досады. На улице темнело, она включила свет и снова села за тетради.

Нужно объясниться с ним, он должен понять ее...

Едва подумав-это, она услышала шаги на лестнице и по их торопливому, резкому перестуку поняла: Валентин.

Да, это был он. Взгляд Валентина настороженный. Как сказать Галине о том, что он решил? Сказать так, чтобы она поняла: иначе он поступить не может.

— Галя... — тихо позвал он, зная, что она чем-то недовольна: даже не встретила его, когда он вошел. — Ты только пойми меня правильно, слышишь, Галя?

— Да... — ответила она хмуро, вдруг поняв, что он хочет сказать ей что-то очень неприятное.

— Я на шахту ухожу работать, понимаешь — на шахту! — быстро заговорил он, боясь, что она остановит его. — Я был там сегодня, там ничего нет такого... Ну, просто я не пойму, почему ты против?

Галина молчала. Все слова уже были высказаны ею раньше, когда он заговорил о шахте, и сейчас она могла лишь повторить их... И оттого, что не находила убедительных слов, Галина обозлилась на Валентина, на ту настойчивость, с какой он добивается, чтобы она была согласна на его работу в шахте.

— Можешь мне ничего не говорить, — все еще не поворачивая головы, сухо сказала она. — Делай, как хочешь, иди хоть в ассенизаторы, мне все равно... — это было уже грубо, она знала, но хотелось, чтобы он понял — нет, нет и нет.

— Странный ты человек... — нахмурился Валентин. — Ну что ж... Я еще раз обо всем подумаю... Подумай и ты.

И ушел в комнату Нины Павловны.

То, что он не стал продолжать разговор, лишь больнее задело ее. Он просто не хочет считаться с ее мнением, решила она и горько закусила губу. «Нет, нет и нет, — еще раз повторила она мысленно. — Ты никуда не пойдешь, если я этого не захочу...» Но сама чувствовала, что он может и пойти, и это бессилие горьким комком подступило к горлу.

А Валентин сидел в комнате Нины Павловны и чувствовал, что у него просто голова кружится: как говорить с нею, когда видишь полную отчужденность, нежелание даже немного вникнуть в его положение.

«Уступить? Но что я буду делать? Опять на побегушках, опять косые взгляды в редакции? Нужно поговорить с Иваном Павловичем, он лучше объяснит все Галине», — эта мысль показалась Валентину настолько успокоительной, что он повеселел и, закуривая, неожиданно вспомнил: вспыхнула шариком лампочка в темноте, это Иван Павлович обернулся, улыбаясь ему. Грохочет с гулким лязгом комбайн, и Семиухо мельком бросает на Валентина любопытный взгляд... Он и вправду молод, этот Клим Семиухо. О нем пишут много... А если... о нем написать стихотворение, да, да, впечатления еще свежи.

И Валентин уже ухватился за строчку «Словно танк, в бой ведет Семиухо, в бой за уголь тяжелый комбайн...»

Пришла Нина Павловна.

— Валентин, — ужинать, — тихо позвала Галина, открывая дверь комнаты.

— Некогда... После... — даже не обернулся Валентин. В комнате было накурено, легкий дымок потянулся через раскрытую дверь в кухню. Чувствуя на себе взгляд Галины, Валентин не мог скрыть раздражения, хмуро скомкал лист и посмотрел на нее:

— Извини, Галя, но сейчас мне не до ужина.

И снова перо заскрипело на бумаге. Пожав плечами, Галина закрыла дверь.

— Пишет? — перехватила ее недовольный взгляд Нина Павловна. — Ну и пусть пишет. Не мешай ему. Наш Саша, когда стихами занимался, целыми днями в саду пропадал.

Галина подумала, что мать оправдывает Валентина, и ей захотелось открыто возмутиться, высказать все, что накопилось на сердце. Но она тут же спохватилась: «Нельзя! Маме хватит и своих забот, к чему тревожить ее?»