Семья О’Брайен - [48]

– Хорошо.

– Дрожь, движение, которое покажется хотя бы чуть-чуть не в такт – скажи мне.

– Хорошо.

– Обещаешь?

– Да.

– Наверное, я пойду к этому консультанту по генетике.

– Правда?

– Да. Незнание меня с ума сводит.

Кейти кивает.

– Да, но вдруг у тебя положительный анализ на БХ? – спрашивает Кейти. – Ты от этого еще больше с ума не сойдешь?

– Поначалу я так и думала, но теперь не знаю. По-моему, если знать, что бы там ни было, я смогу это как-то контролировать. А сейчас все настолько не под контролем, что я так не могу.

– Да, ты контрол-фрик.

– У меня это от папы.

Едва Меган произносит эти слова, кровь отливает от ее лица. Кейти тоже это чувствует: ледяной ужас при мысли о том, что еще они могли унаследовать от отца.

– А ты? Думаешь, будешь сдавать анализ? – спрашивает Меган.

– Не знаю. Может быть.

– Ты сказала об этом Феликсу?

– Нет.

– Я тебя не виню. Представить не могу, каково это: еще кого-то втянуть в этот ад. Бедные Джей Джей и Колин.

– Я поверить не могу…

– Знаешь что? Я даже говорить об этом сейчас не могу, а то расплачусь. Мне надо готовиться.

– Ладно. Ты сама завела разговор.

Но Кейти хочет об этом поговорить. Она хочет поговорить о том, что у Джей Джея положительный анализ на БХ, о том, что по-другому теперь к нему относится, как будто он уже болен, или покалечен, или даже заразен, о том, что даже побаивается его, хотя это дико, но она ничего не может с этим поделать. Она хочет поговорить о Колин и ее беременности и о том, как ей тревожно за ребенка, о том, что она поверить не может, что они решили его оставить, даже не сделав амнио, чтобы выяснить, есть ли у него мутация. Она хочет поговорить о том, как ей страшно, что у нее тоже может быть положительный анализ на БХ, что БХ кажется ей семенем, зарытым глубоко у нее внутри, уже начинающим прорастать, уже появляются первые почки на ползучем стебле, который разрастается по всему ее телу.

Она хочет поговорить о БХ с Меган, пока расписание Меган не заставит ее убежать из этой маленькой холодной гостиной. Но Меган вернулась к иголке и нитке, и Кейти не смеет ее прерывать. Как всегда, Меган – старшая сестра, она ведет все разговоры, а Кейти младшая, она еще мала, чтобы самой затевать беседу.

На этот раз Меган вдевает иголку со второй попытки. Громко выдыхает. Кейти смотрит, как она пришивает розовую ленту с изнанки туфли. Меган по-прежнему сидит, раскинув ноги, и пальцы на ее правой ноге то вытягиваются, то расслабляются, вытягиваются и расслабляются, вверх и вниз, вверх и вниз, пока она шьет. Кейти уверена, что она делает это специально, она много раз видела, как Меган сидя выполняет такие упражнения, но вдруг нет? Если это упражнение, то почему она не работает левой ногой? Что, если движение ее правой ноги сейчас непроизвольно и она о нем не знает? Что, если это БХ? Нет.

Не может быть.

Ступня Меган продолжает сгибаться и разгибаться, и Кейти смотрит в оцепенелом молчании. Всего две минуты назад Кейти пообещала сказать, если заметит что-то подозрительное. Она без проблем сказала бы сестре, что у той в зубах шпинат, но не может заставить себя заговорить о том, что дело с ногой Меган, возможно, в БХ. Что, вот так оно со всеми ними и будет? Она представляет себе воскресные обеды, на которых все гримасничают и дергаются, втыкаются друг в друга и сшибают посуду, пять огромных розовых слонов, втиснутых в крохотную кухню, – и никто не говорит никому ни слова.

Меган обжигает кончик ленты, и ее нога замирает. Кейти задерживает дыхание, ожидая, когда нога Меган снова начнет двигаться, но она не шевелится. Кейти смотрит, как Меган заканчивает работу, не совершая никаких подозрительных движений, не ошибаясь и не произнося ни слова.

– Сколько времени? – спрашивает Меган, проверяя туфли, довольная результатом.

Кейти смотрит в телефон.

– Три двадцать.

– Ладно, мне пора. Увидимся вечером.

– Уда…

– Нет.

– Ой, прости. Merde.

– Спасибо.

Меган собирает иголки, нитки, ножницы и зажигалку – и уходит. Merde. И они говорят, что йога странная. Йоги бы сказали «намасте», это значит «кланяюсь божеству в тебе». Актеры желают друг другу сломать ногу, что, Кейти согласна, для танцоров совсем не подходит. Кейти понимает, что говорить «удачи» – это искушать судьбу. Поэтому она все время стучит по дереву. Но в merde нет никакого смысла. Merde – это «дерьмо» по-французски.

Кейти сидит одна в холодной гостиной, бесцельно листая ленту «Фейсбука» в телефоне. Андреа повесила видео, как Кришан Даш поет в Индии. Кейти нажимает воспроизведение и, хотя глаза ее прикованы к экрану, на самом деле она видит ступню сестры, которая сгибается и разгибается, сгибается, разгибается, сгибается, разгибается, сгибается. Зеленый чай в животе Кейти превращается в лужу горячих помоев.

Merde.

Феликс открывает дверь своей квартиры в футболке «Янки» и белых льняных шортах. На лице у него довольная удивленная улыбка.

– Ты рано. Только половина восьмого. Что с индзанятием?

– Отменилось в последнюю минуту, – говорит Кейти.

– Надеюсь, деньги ты с нее все равно взяла.

– Нет, все в порядке.

– Заходи.

Кейти сбрасывает шлепанцы, кидает сумку возле двери и идет за Феликсом на кухню. В его квартире кондиционер централизованный, ее босые ноги касаются освежающе холодного гладкого плиточного пола. Она садится на барную табуретку, пока Феликс вынимает из холодильника бутылку белого вина.