Семья Марковиц - [39]

— Привет! — говорит Эд. — Ты каким видом спорта занимаешься?

— Гимнастикой, — отвечает она и продолжает топтаться в воде, смотреть на него.

— А как тебя зовут? — спрашивает Эд.

— Элисон.

— Ты откуда приехала, Элисон?

— Из зеленого дома в Бернэме, там, где дорога огибает скалы у моря, — заученно отвечает она. И удаляется.

— Удачи! — кричит ей вслед Эд.

В озере ему холодно, он не знает, куда деваться от летящих отовсюду брызг. Все эти люди, эти ученые с их историями, где вместо домов космологические системы, вместо родителей тотемы предков, вместо профессий призвания, вместо детства сдвиги парадигмы. Сам он не окружал себя такими мифами — точнее сказать, ни за что не стал бы обсуждать их публично. Он чувствует себя не в своей тарелке. С тех пор, как он сюда приехал, он ни разу толком ни о чем не подумал. Он залезает на причал и решает взять портфель и пойти поработать в университетской библиотеке.

Библиотека похожа на собор. Столы расставлены вдоль перил балкона. Поэтому кажется, будто сидишь на хорах. Эд рассматривает книжные завалы внизу. Как ему отсюда выбраться? Можно попробовать вызвать автобус из аэропорта, поменять билет. А можно не ходить на дневное заседание, отсидеться в хижине.

— Доктор Марковиц? — шепчет кто-то ему в ухо. Эд оборачивается и видит молодого монаха в коричневой рясе, подпоясанной вервием. — я Пэт Фланаган, помните? Из автобуса.

— Да-да! — Эд изумленно рассматривает молодого человека. А он и забыл про этого нового профессора. — Я думал, вы приехали преподавать, — говорит он.

— О, да, — отвечает Фланаган. — Но еще и в здешний монастырь. Как вам здесь нравится?

— Все очень мило, — говорит Эд. — Просто прекрасно. А вы, помнится, говорили, что здесь тихо.

— В это время года здесь, пожалуй, не так тихо, — говорит Фланаган. — На лето здесь многое сдается, например, сейчас у нас команда готовится к Специальным Олимпийским играм, а еще баскетбольный лагерь и люди из «Элдерхостела»[84] — вы, наверное, их видели?

— Нет.

— Ну, их вы ни с кем не спутаете — у них одинаковые футболки. Но зимой здесь действительно спокойно. Для тех, кто любит снежные пейзажи, лучше места не найти.

— Да, мне говорили, — отвечает Эд.

Эд проскальзывает в столовую, как только она открывается на обед. И убедившись, что никого из участников конференции поблизости нет, набирает полный поднос — жареная курица, пюре, зеленый горошек, яблочный пирог. Он садится у стены, где его загораживает длинный стол, за которым сидят учащиеся «Элдерхостела». Проглотив курицу и пюре, он отправляется за добавкой. Ест он как человек, вырвавшийся из плена.

— Маргарет, — говорит его соседка по столу, — я тебе уже говорила — в эти выходные будем жарить сосиски.

— Ах, да, теперь вспомнила! Я обязательно что-нибудь принесу, — отвечает Маргарет.

— Это совершенно не обязательно.

— Но мне хочется.

— Когда мы жарим сосиски, еды всегда оказывается больше, чем нужно. Даже не знаю, что попросить.

— Может, картофельный салат? — предлагает Маргарет.

— Ну не знаю…

— Ты не любишь картофельный салат?

— Почему, очень люблю.

— Эйлин, ты только не ври.

— Я и правда его люблю, — говорит Эйлин. — Просто мы его никогда не едим.

— Неужели? — изумляется Маргарет. — А всегда едим картофельный салат с сосисками. Понимаешь, я не люблю сосиски с булочками. Я люблю порезать сосиску, а рядом положить картофельного салата.

— Эдуардо! — бросается к Эду Маурисио Бродски перед началом дневного заседания.

— Вижу, вы сегодня в прекрасном настроении, — говорит Эд.

— Я был в книжном и накупил всего! Удивительная подборка книг по католической теологии. Я потратил триста долларов — это все для моих расследований, для моей детективной работы. А где вы были утром? Вы пропустили мессу.

— Я еврей, — говорит Эд и смотрит на Маурисио, на его тоненькие южноамериканские усики, на его черную ермолку.

— Никто в этом и не сомневается! Потому-то и важно, чтобы вы ходили на мессу, чтобы все понимали. Если поблизости есть собор, я хожу непременно — чтобы напитать себя звуками и образами. Естественно, для меня лично это ничего не значит, ничего! — признает он, прищелкивая длинными пальцами. — Но сходить надо. Еврею непременно следует. Чтобы… чтобы…

— Прочувствовать это на своем опыте, — заканчивает за него Эд.

— Нет-нет, чтобы они прочувствовали вас. Но, поверьте мне, истинное счастье, ни с чем не сравнимое — это когда мне удается привести католических священников в синагогу «Молодого Израиля»[85], посидеть там вместе с ними. Сидеть с ними — это что-то, раввин из себя выходит.

— Профессор Марковиц, доктор Бродски, добрый день! — говорит брат Мэтью. Его широкий лоб усыпан капельками пота. — Вам здесь хорошо? Комнаты вас устраивают?

— Брат Мэтью, все просто прекрасно, изумительно! — отвечает Маурисио.

— Очень хорошо, — говорит Мэтью. — Знаете, у нас здесь, в Святом Петре, есть традиция. Если вы побывали здесь в качестве гостя, вы становитесь членом семьи — а это значит, что вы можете приехать к нам в любое время.

— Прекрасно! — говорит Маурисио. Великолепно! Брат Мэтью, так когда же вы расскажете свою историю?

— Кто, я? — смеется брат Мэтью. — Я же не участник конференции. Я просто координатор. И прихожу только послушать вас.