Семья Эглетьер - [53]

Жан-Марк притаился за парфюмерным киоском, закрывшись газетой. В двадцати метрах от него стояла Кароль. Она не могла его заметить, он же видел ее такой, какой не видел еще никогда. Естественной, без всегдашней защитной маски. Он разглядывал ее с бесстыдством Бога, наблюдающего за нами даже сквозь стены. Минуты шли, а Жан-Марк все не мог оторваться от этого тайного узнавания. Дважды Кароль делала несколько шагов в его сторону и, ни о чем не подозревая, повернувшись на каблуках, равнодушно отходила. Оба раза он с трудом приходил в себя. Державшие газету пальцы костенели. Гул моторов временами заглушал «музыку для настроения» и звяканье посуды в кафе. «Рейс на Аяччо. Просьба пройти на посадку. Выход номер двадцать».

Вдруг толпа у дверей номер 46 всколыхнулась. Показались первые пассажиры нью-йоркского самолета. Держа документы в руках, они двигались по проходу, ведущему к кабинкам таможенной службы и полиции. Штамп в паспорт, беглый взгляд на содержимое толстого портфеля или слишком новой сумочки у дамы, путешествующей для развлечения, — и пассажиры, не оправдав подозрений таможенников, торопливо направлялись к выходу, сияющие, усталые и немного одуревшие. Те, кто недавно с нетерпением ожидал их, кидались навстречу с раскрытыми объятиями; повсюду слышались обычные в таких случаях восклицания.

Неподвижно стоя среди толпы, Кароль ждала появления мужа, но его все не было. «А вдруг он опоздал на самолет!» — подумал Жан-Марк с надеждой. И в тот же миг замер в растерянности. Прямо на него в потоке пассажиров шла рыжеволосая молодая женщина с крупными чертами лица. Та самая, с которой отец был в кино. Разумеется, и она прилетела этим самолетом. «Штатная любовница», — как говорили во времена Маду. Эта цветущая женщина производила впечатление заурядной и недалекой. Она шла вперед не оглядываясь и явно по уговору делала вид, будто не знает Филиппа Эглетьера, который летел тем же рейсом. А Кароль ни о чем не подозревает! Хорошо бы открыть ей глаза. Впрочем, она его предупредила, что подобные вещи ее не интересуют.

Жан-Марк еще не видел отца, но по радостному лицу Кароль понял, что она его заметила. Поднявшись на цыпочки, Кароль делала Филиппу знаки, шевеля в воздухе пальцами. Филипп подошел к жене, обнял ее, тихонько качнул из стороны в сторону и поцеловал в щеку и в шею.

Сердце Жан-Марка болезненно сжалось. Конечно, Кароль должна притворяться обрадованной, чтобы не вызвать подозрений у отца. Но разве отличишь в супружеских объятиях притворство от искренности? Может быть, прижимаясь к груди мужа, Кароль помышляла о том, чтобы надежнее укрыть свою любовь к Жан-Марку? А может быть, втайне смаковала щекочущую мысль, что из объятий сына она вновь переходит в объятия отца. Принадлежа им по очереди, она неизбежно будет сравнивать одного с другим! И разумеется, не далее как сегодня ночью… Кровь бросилась в голову Жан-Марка, залила горячей волной лицо, шею при мысли, что Кароль может принадлежать другому, так же страстно обнимать его, шептать ему те же слова, так же забывать обо всем на свете. Все в нем взбунтовалось, словно он приобрел на Кароль неоспоримое право. А они никак не могут оторваться друг от друга! Даже если это одно притворство, все равно и оно непереносимо! В душе Жан-Марка разом рушились и любовь, и доверие, и надежда. Если б она еще была женой кого-нибудь другого! Но Кароль жена его отца! Ну и пусть! Кем для него был до сих пор отец? Человеком, которого он знал, боялся, которым восхищался с самого раннего детства. Непогрешимый образец для подражания. И если он решил следовать этому образцу, он должен отбросить все угрызения. Отец столько раз твердил ему: «Думай только о себе… Лишь импотенты и идиоты довольствуются одной женщиной…»

Взяв Кароль под руку, Филипп направился к выходу. Жан-Марк, как нищий, следовал за ними на расстоянии. Всеми силами он старался освободиться от того, что связывало его с крепким, рослым мужчиной, шедшим впереди. Узы крови, сыновняя любовь — отжившие свой век условности! Нет ничего ни таинственного, ни святого в родстве, которое объединяет нас одним именем, под одним кровом. Подумаешь, в чреве женщины соединились две клетки. Семя по воле случая досталось этой женщине, а могло бы достаться другой. И подумать, это возвышается поэзией, философией, моралью? Нет, к черту!.. Я тебе ничего не должен, и ты мне тоже. «Каждый за себя» — ты сам говорил мне. «Тем хуже для неудачников» — это тоже твои слова. Охваченный яростью, Жан-Марк продирался сквозь джунгли. Но как ни чернил он отца, он не мог избавиться от привязанности и уважения к нему. Не мог сразу сбросить с себя детские одежды.

Они спустились вниз по эскалатору и направились к багажному отделению, Филипп исчез и вскоре появился вновь, разделавшись наконец с формальностями таможенного досмотра. Кароль подхватила его под руку, и оба удалились, болтая и смеясь, вслед за носильщиком, толкавшим перед собой тележку с чемоданами.

Жан-Марк отстал от них. Он увидел все, что хотел видеть. Высоко над его головой ангельские голоса по-прежнему называли города, где ему, по всей вероятности, никогда не доведется побывать.