Семья Эглетьер - [5]
— Но вечером-то мы тебя увидим, Маду? — спросил Даниэль.
— Да, — ответила Мадлен, взъерошив его и без того лохматые волосы. — Я буду обедать с вами.
— Тогда ладно! Мне тоже кое-что нужно тебе рассказать!
Мадлен и Франсуаза вышли на улицу, взявшись под руку. Девушка решила, что «Флора» недостаточно спокойное место для беседы, и предложила пойти в уютное кафе в английском стиле близ бульвара Сен-Мишель. Идя рядом с племянницей по тротуару, Мадлен наслаждалась Парижем. После тихого приморского городка он будоражил и оглушал ее. От шума, запаха бензина, тесноты у нее разболелась голова, но радостное возбуждение не проходило. Мадлен скользнула взглядом по витрине антиквара. Казалось, овеществленный идеал изящества на самый различный вкус сосредоточился в нижнем этаже этого здания. Грациозная мебель времен Людовика XVI мирно соседствовала с воинствующими красками абстрактных полотен. Наметанным глазом знатока Мадлен сразу отличала подлинное искусство от подделки; она залюбовалась двумя тарелками Индийской компании, и какая жалость: на одной из них волоском тянулась трещинка! Мадлен определила точный возраст прелестного комода в форме полумесяца, фанерованного красным деревом, и уже готова была зайти прицениться, но через минуту другая витрина привлекла ее внимание. Стоило ей вступить в этот квартал древних камней и вечно молодого духа, она словно оживала, забывая об усталости. На Мадлен, как всегда, были туфли без каблуков, но не было брюк, а юбка непривычно хлопала по коленям, и ноги под ней были как голые. Франсуаза вела ее дальше. Антикварные магазины сменились продовольственными. В витринах мясных лавок розовели грузные туши, в рыбных сверкала серебром трепещущая чешуя. Постепенно продовольственные лавки уступили место лишенным красок и запахов писчебумажным магазинам. Пересекая бульвар Сен-Мишель, они смешались с потоком студентов; ветер молодости пахнул в лицо Мадлен. Наконец Франсуаза остановилась перед кафе-чайной с фасадом из светлого дерева и окнами, окаймленными желто-зеленой плиткой.
— Так я прекрасно знаю твое кафе в английском стиле! — воскликнула Мадлен. — В мои времена оно называлось «Сен-Мишельский чай».
Она первая вошла в зал, где приятно пахло поджаренным хлебом и стоял многоголосый гул. Воспоминания обступили Мадлен со всех сторон. Светлые деревянные панели на стенах не изменились, и лампочки на столиках тоже. Мадлен увидела себя с Юбером там, в глубине зала, напротив кассы, и еще вон там, около камина, под английской гравюрой, изображающей псовую охоту, и еще в другом месте, слева от входа. В тот день они просидели три часа перед двумя чашками чаю, и хозяйка сухо попросила их впредь делать заказ, соответствующий времени, в течение которого они занимают столик. Выходя, они оба смеялись до слез. Что ж, и у них с Юбером было немало хорошего! Счастьем это не назовешь, но она питала к мужу теплое чувство и не скучала с ним… Все места были заняты. Вокруг одна молодежь. Она здесь, несомненно, старше всех. И Мадлен вдруг почувствовала, как тяжело, точно заплечный мешок, придавили ее прожитые годы.
— Вон там двое уходят, — шепнула Франсуаза.
Они устремились к освободившемуся столику и уселись на диванчик между парой, замершей в безмолвии, и тремя розовощекими манерными юношами, которые жадно уплетали сдобные булочки. Мадлен тотчас достала сигарету, оправдываясь перед собой, что не курила по крайней мере полчаса. Она повернулась к племяннице и, прищурившись, разглядывала с придирчивой нежностью ее некрасивое лицо, унылый рот и выпуклый лоб под беспорядочной копной темных волос. Но на этом невзрачном лице сияли большие глаза, зеленые, с ярко-коричневыми крапинками, сияли, заставляя забыть о непривлекательности черт. «Хоть бы она иначе причесывалась, подумала Мадлен, хоть бы немного подкрасилась и перестала носить эти нелепые, бесформенные платья!» Официантка принесла им чай и кексы, которые они заказали, пробираясь к столику. Франсуаза разлила чай по чашкам, схватила пальцы Мадлен обеими руками, до боли сжала их и вздохнула со счастливой улыбкой:
— Как это чудесно, что ты приехала! Вот смотрю на тебя, и сразу все мне кажется проще! Почему ты не предупредила нас заранее?
— Пришлось собраться неожиданно, — ответила Мадлен. — Срочное дело… Мне сообщили, что на ближайшем аукционе в зале Друо будут продаваться старинные заводные куклы, а один мой клиент как раз ищет их. И я, недолго думая…
— А я испугалась, что ты приехала из-за моего письма!
— Какого письма? — притворно удивилась Мадлен. — Ах да! Ну что ты!
Она помешала ложечкой в чашке и рассеянно спросила:
— Кстати, твое письмо не слишком-то веселое! У тебя неприятности?
— И да и нет, — ответила Франсуаза. — Словом, я и сама не разберусь.
— Что-нибудь серьезное?
— Да нет, пожалуй.
Еще несколько секунд они топтались на месте, Франсуаза не решалась открыться, Мадлен боялась отпугнуть ее нетерпеливой настойчивостью. Наконец девушка пробормотала:
— В общем… Я подружилась с одним студентом… Патриком Тронше…
Мадлен охватила радость: если Франсуаза влюбится, она расцветет, развернется, задышит всеми порами!
Кто он, Антон Павлович Чехов, такой понятный и любимый с детства и все более «усложняющийся», когда мы становимся старше, обретающий почти непостижимую философскую глубину?Выпускник провинциальной гимназии, приехавший в Москву учиться на «доктора», на излете жизни встретивший свою самую большую любовь, человек, составивший славу не только российской, но и всей мировой литературы, проживший всего сорок четыре года, но казавшийся мудрейшим старцем, именно он и стал героем нового блестящего исследования известного французского писателя Анри Труайя.
1924 год. Советская Россия в трауре – умер вождь пролетариата. Но для русских белоэмигрантов, бежавших от большевиков и красного террора во Францию, смерть Ленина становится радостным событием: теперь у разоренных революцией богатых фабрикантов и владельцев заводов забрезжила надежда вернуть себе потерянные богатства и покинуть страну, в которой они вынуждены терпеть нужду и еле-еле сводят концы с концами. Их радость омрачает одно: западные державы одна за другой начинают признавать СССР, и если этому примеру последует Франция, то события будут развиваться не так, как хотелось бы бывшим гражданам Российской империи.
Анри Труайя – знаменитый французский писатель русского происхождения, член Французской академии, лауреат многочисленных литературных премий, автор более сотни книг, выдающийся исследователь исторического и культурного наследия России и Франции.Одним из самых значительных произведений, созданных Анри Труайя, литературные критики считают его мемуары. Это увлекательнейшее литературное повествование, искреннее, эмоциональное, то исполненное драматизма, то окрашенное иронией. Это еще и интереснейший документ эпохи, в котором талантливый писатель, историк, мыслитель описывает грандиозную картину событий двадцатого века со всеми его катаклизмами – от Первой мировой войны и революции до Второй мировой войны и начала перемен в России.В советское время оригиналы первых изданий мемуаров Труайя находились в спецхране, куда имел доступ узкий круг специалистов.
Личность первого русского царя Ивана Грозного всегда представляла загадку для историков. Никто не мог с уверенностью определить ни его психологического портрета, ни его государственных способностей с той ясностью, которой требует научное знание. Они представляли его или как передовую не понятную всем личность, или как человека ограниченного и даже безумного. Иные подчеркивали несоответствие потенциала умственных возможностей Грозного со слабостью его воли. Такого рода характеристики порой остроумны и правдоподобны, но достаточно произвольны: характер личности Мвана Грозного остается для всех загадкой.Анри Труайя, проанализировав многие существующие источники, создал свою версию личности и эпохи государственного правления царя Ивана IV, которую и представляет на суд читателей.
Вашему вниманию предлагается очередной роман знаменитого французского писателя Анри Труайя, произведения которого любят и читают во всем мире.Этаж шутов – чердачный этаж Зимнего дворца, отведенный шутам. В центре романа – маленькая фигурка карлика Васи, сына богатых родителей, определенного волей отца в придворные шуты к императрице. Деревенское детство, нелегкая служба шута, женитьба на одной из самых красивых фрейлин Анны Иоанновны, короткое семейное счастье, рождение сына, развод и вновь – шутовство, но уже при Елизавете Петровне.
Федор Михайлович Достоевский – кем он был в глазах современников? Гением, величайшим талантом, новой звездой, взошедшей на небосклоне русской литературы, или, по словам Ивана Тургенева, «пресловутым маркизом де Садом», незаслуженно наслаждавшимся выпавшей на его долю славой? Анри Труайя не судит. Он дает читателям право самим разобраться в том, кем же на самом деле был Достоевский: Алешей Карамазовым, Свидригайловым или «просто» необыкновенным человеком с очень сложной судьбой.
Современная австрийская писательница Марианна Грубер (р. 1944) — признанный мастер психологической прозы. Ее романы «Стеклянная пуля» (1981), «Безветрие» (1988), новеллы, фантастические и детские книги не раз отмечались литературными премиями.Вымышленный мир романа «Промежуточная станция» (1986) для русского читателя, увы, узнаваем. В обществе, расколовшемся на пособников тоталитарного государства и противостоящих им экстремистов — чью сторону должна занять женщина, желающая лишь простой человеческой жизни?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман известного писателя Германской Демократической Республики представляет собой третью книгу тетралогии о событиях, развернувшихся в годы второй мировой войны.Опираясь на богатый фактический материал, автор в художественной форме раскрывает решающую роль Советского Союза в разгроме фашизма, повествует о великой освободительной миссии советских воинов в Великой Отечественной войне 1941–1946 годов.Читатель вновь, встретится с полюбившимися ему героями романов «Красный снег» и «Мерси, камерад», которые были изданы Воениздатом соответственно в 1966 и 1972 годах.Роман рассчитан на массового читателя.
Франц Иннерхофер (р. 1944) — австрийский прозаик, знающий и умеющий показать ту Австрию, которой не увидеть из окна туристского автобуса. Роман "Прекрасные деньки" — лучшая книга Ф. Иннерхофера — наполнен страхом и болью, яростью и надеждой, борьбой маленького человека с безжалостным миром "принудительного сообщества", с сельской общиной, погруженной в "сумерки человеческого".
Петер Маргинтер (р. 1934) — один из наиболее читаемых современных австрийских писателей. На русском языке публикуется впервые.Причудливый круговорот событий и приключений, в который попадают герои романа «Барон и рыбы», столкновение реального и гротескно-фантастического, примиренных иронией автора (ощутимой уже в названии книги), вероятно, напомнят русскому читателю произведения Гофмана или Людвига Тика.
Анри Труайя — псевдоним Льва Тарасова. Он родился в Москве в армянской семье в 1911 году, с 1917-го живет во Франции. Анри Труайя стал популярным писателем, он лауреат нескольких почетных литературных премий, в том числе Гонкуровской (за роман «Паук», 1938).Трилогию А. Труайя «Семья Эглетьер» критики назвали «одним из наиболее читаемых произведений французской литературы». В ее третьей, завершающей книге молодые Эглетьеры уже прочно стоят на ногах и создают собственные семьи. Конфликт поколений становится все острее.
Анри Труайя — псевдоним Льва Тарасова. Он родился в Москве в армянской семье в 1911 году, с 1917-го живет во Франции. Анри Труайя стал популярным писателем, он лауреат нескольких почетных литературных премий, в том числе Гонкуровской (за роман «Паук», 1938).Во второй книге трилогии «Семья Эглетьер» читатель встретит уже знакомых героев: тетушку Мадлен, чету Эглетьер и их детей, которые пробуют начать самостоятельную жизнь.Роман «Голод львят» на русском языке публикуется впервые.