Семизвездное небо - [2]

Конь пересек узкий каменный мост и очутился по ту сторону реки. Путник, натянув поводья, остановил его.

Да, это был тот самый мост. Его строили при его прадеде, а может быть, прапрадеде. Это был древний мост. Опоры его покоились на гигантских черных глыбах, затянутых мхом. Наполовину вросшие в землю, опоры эти походили на богатыря, опустившегося на колени.

Приглушенный стон вырвался из его груди, сердце колотилось прямо в горле. Застыв на месте, он окинул тоскливым взором ущелье Агчай.

Внезапно, со стороны окутанного туманом Бабадага, послышался оглушительный треск. Путник вздрогнул, взглянул в ту сторону, будто отыскивая след вражеского самолета со свастикой, неожиданно вынырнувшего из мглы и кружившего над снежными хребтами. Откуда возник в его воображении гул самолета? Почему и здесь он преследует его? А на вершине Бабадага роились черные облака. Потом где-то ударила молния, в молочном свете задрожали острые пики. Вырвавшийся из облаков зигзагообразный огненный аркан накинул петлю на одну из них и тотчас исчез. По ущелью Агчай прокатилось долгое громыхание. Ему показалось, будто в этот момент кто-то захотел с помощью огненной петли вздернуть гордый Бабадаг на небесную виселицу, но, не сумев это осуществить, разгневался и обрушил на гору чудовищные обломки скал.

А по другую сторону - на Карадаге - солнце прокладывало себе розовую дорожку. И, глядя на него, путник подумал: "Нет, оно совсем не изменилось, это солнце, оно такое же, каким я видел его всегда..." В последний раз на этом вот мосту Улу, когда уходил на фронт. Потом еще раз - там, в Бухенвальде, во сне. Да, во сне он видел солнце, причем в момент заката, когда оно опускалось за линию горизонта. Проснувшись, у него не хватило решимости истолковать этот сон. Он знал, что заходящее солнце наверняка означает приближение конца. Но он остался в живых. И вот теперь возвращается в родное село, и до цели осталось совсем немного.

"Возвращаюсь в родное село!" Эти слова он почему-то произнес шепотом и в то же мгновение ощутил мучительную боль в груди. "Почему я возвращаюсь именно сейчас? Через двадцать шесть лет? И именно тогда, когда до конца пути почти ничего не осталось?" Ему вспомнились слова одного старика, которые он слышал, будучи совсем молодым: "Старые слоны, когда приходит время умирать, возвращаются к своему первому жилью".

Молния, пытавшаяся захлестнуть Бабадаг, накинув на него огненную петлю, куда-то исчезла. Весенний дождь, прошедший над лесом Гаяалты, впитался в тоненькую полоску земли у подножья горы и внезапно прекратился. Что бы все это значило? Там - в маленьком селе по ту сторону Сенгергая - кто ждет его? Мать, которая обовьет его шею руками? Сестра? Может быть, отец, который, повернув свою будто сложенную из кирпичей шею, озарит светом своих глаз дорогу, по которой он пришел? Или же Шахназ - эта чеменлинская Джемма - с двумя тугими косами сбежит с веранды на шести сваях и помчится ему навстречу? Нет, ничего этого не будет. Так что за таинственная сила влечет его сюда? Что заставляет так биться сердце? Запахи ли родных мест или горячее дыхание края отцов? Чем, собственно, отличается Чеменли от любого другого края? А куда идет он, кто ждет его? Какая неведомая сила манит его?

Конь, почуяв подъем, замедлил ход. Дорога резко пошла вверх, вот уже поющие ветры как бы оказались заключенными в клетку. В этой огромной клетке, составленной из каменных стен, сосредоточились все звуки ущелья. Путник поднял голову - гравий со змеиным шипением пополз по каменным желобам Сенгергая. Не тот ли мальчишка, что спешил к своему коню, обрушил его, преграждая ему путь? Шум селя, словно непрекращающийся поток зерна из бункера, слишком хорошо знаком ему с детства. Но не это поразило его, огромные зазубренные камни, свисающие с Сенгергая, будто стоя в засаде, поджидали его, чтобы низвергнуться при его появлении ему на голову. Он все понял: в Чеменли начали крушить Сенгергая, так как горные сели постоянно суживали единственную сельскую дорогу. Видимо, другого выхода не было.

Его конь легко одолел подъем. Пройдя под гигантской скалой, которая, изогнувшись как орлиный клюв, отбрасывала огромную тень к середине дороги, он остановился у родника, который пробивался сквозь каменные плиты. Путник сошел с коня, осмотрел родник. Затем поднял голову, изучая нависшую над ним скалу. Здесь, у родника Сенгер, должен был быть холм, сложенный пирамидой из плоских камней, но этого холма почему-то не было. Не разрушил ли его сель? Не нашел он и камень Алмардана, который покоился в основании этого каменного холма. На его месте зияла зловещая пропасть. Значит, Сенгергая обрушили не киркой, не топорам, не лопатой, а скорее всего - динамитом. Гора, постепенно выкрошившись, просыпалась в Карачай.

Он молча разглядывал расположенный над идущей по краю родника Сенгер исполосованный селями склон Гаяалты. Взгляд его скользнул вправо, к подножию Карадага, тоже исполосованного рубцами, будто его зеленую грудь жгли раскаленными прутьями, полосу за полосой. Эти шрамы делили Чеменли пополам, отрезая от селения квартал Сенгер, состоявший всего из нескольких домов. У самого входа в махал Сенгер стоял некогда и их дом. Где же он теперь? Где его отцовский дом на каменных сваях, где окно, которое в свое время называли предрассветной звездой Чеменли? С колотящимся сердцем он разглядывал укрывшиеся за деревьями дома, но ничего не смог распознать. Обращенные к солнцу застекленные веранды, отбрасывая лучи словно зеркало, слепили глаза.