Семирамида - [8]

Конец восьмидесятых годов двадцатого века позволил многим предприимчивым людям в Советском Союзе заняться бизнесом. Правил никаких не было, риск был велик. Состояния внезапно появлялись и так же стремительно и бесследно исчезали. Но мать и дочь начали общий бизнес: стали возить краску для волос из Польши. В это время они быстро разбогатели. Торговля шла бойко, и вскоре они возили фурами не только краску, но и другие товары.

Купили несколько домов. Ездили с личными водителями. Жили на широкую ногу, брали долги под проценты, хотя могли бы где-то сэкономить. У Семирамиды стали появляться барские замашки, а мать её одёргивала:

— Нет, дочка, поверь моему жизненному опыту: богатство приходит и уходит. Легче тем, у кого жизнь ровная, без взлётов, нет у них и очень уж болезненных падений!

— Так она же скучная, такая жизнь! — смеясь отвечала Семирамида, которую богатство, неожиданно свалившееся ей на голову, пьянило не хуже вина.

— Я бы предпочла поскучать, чем веселиться в Мордовии, — грустно сказала Вардия.

— Ну, к чему такие мысли! Все будет хорошо, жизнь коротка, нам нужно успеть повеселиться! — возражала ей дочь.

— Не надо слишком веселиться, а то не пришлось бы слишком горько потом плакать! — покачала головой мать, зная, что её слова пока не будут услышаны.

А между тем родственники, раньше не желавшие о них и слышать, стали все чаще появляться, говоря о том, как любят их. Даже Вардгес, который раньше не хотел их знать, стал к ним приходить все чаще. Первый раз, придя, он обнял мать и бабушку, заплакал, сказал, что просит у них прощения за то, что избегал общения с ними.

— Мне нет оправдания! — сказал он. — Простите меня!

И Вардия, и Семирамида, которым он целовал руки, тут же растаяли. Они были уже опытными женщинами, и, конечно, чувствовали фальшь, но ведь верить всегда хочется в то, во что хочется. А им хотелось верить, что их мальчик нашёл в себе силы преодолеть то, что внушала ему Лилита. Он приходил со смиренным видом, кротко глядя в глаза то Вардии, то Семирамиде, говорил, что тётя Лилита описывала ему их совсем не такими, какие они на самом деле.

— Я горжусь, что я твой сын, — говорил он матери, а бабушке цветасто объяснял, какой гордостью его сердце переполняется от сознания, что он её внук.

На его глазах были слезы: как ему не верить, что он искренен в своих словах? Лишь через несколько встреч Вардгес начал рассказывать о своих жизненных трудностях, которые его преследуют; как ужасно тяжело с ними бороться.

— Но я же не могу просить у женщин, зарабатывающих все своим трудом! — заявлял он так уверенно, что усомниться в его искренности казалось кощунством. — Вы для меня пример того, как нужно жить и работать, глядя на который я и сам смогу сделать многое: ведь я мужчина, значит, должен уметь больше. Если только трудности, которые сейчас меня преследуют, не погубят меня совсем; ведь, как говорил Ницше, все, что нас не убивает — делает нас сильнее.

Так что он ничего не просил, а женщины, чувствовавшие свою вину перед ним, сами стремились что-то ему дать. Сначала немного, потом больше, а затем он и сам стал просить, после и требовать, забыв свои недавние слова о том, что всего добьётся сам… Лёгкие деньги не пошли Вардгесу впрок — он пристрастился к наркотикам. В итоге влип в историю, ему грозило от шести до пятнадцати лет заключения. Опытная в таких делах Вардия кому надо дала взятку — приговорили к трём годам. И она три года содержала целый лагерь, чтобы внуку её там было комфортно… Вардгеса выпустили, мать и дочь подумали, что теперь у них все наладится. И тут подскочил доллар, а многие долги были в долларах. Отдавать пришлось уже совсем другую сумму. В это же самое время Вардия, несмотря на трудности, дала взаймы без процентов три тысячи долларов одному приезжему молодому ассирийцу. Когда же пришло время отдавать долг, он исчез… Во времена расцвета семейного бизнеса мать с дочерью купили несколько домов и коммуналку. Чтобы отдать долги, пришлось дома продать, осталась одна коммуналка. И в этот момент после долгого отсутствия появился Закхей. Он сказал, что проигрался в автоматах, его убьют, если он не отдаст долг. Семирамида с горечью посмотрела на того, кто совсем ещё недавно так её любил, что она была готова ответить ему взаимностью. Теперь перед ней был больной человек, которому игра была дороже женщины, которую он любил больше всего на свете, дороже их дочерей.

— Я помогу тебе, — сказала Семирамида. — Но ты должен понимать, что я отдаю тебе все, что у меня есть, в память о том, как ты меня любил. У нас вместе ничего уже не получится. Но ты сам для себя, в память о той любви, которая когда-то жила в твоём сердце, найди, наконец, в себе силы измениться и стать человеком, а не игроманом!

Она продала последнюю коммуналку, отдала ему деньги, чтобы его не убили. Он долги отдал, опять проигрался и уехал на Украину. Но Семирамида все же не жалела, что отдала последнее, что у неё было, человеку, который её когда-то любил. Вардия тоже её не ругала. «Может ты и права, — грустно сказала она. — Но вот как мы с тобой будем теперь жить? И главное — как будут жить твои бедняжки дочки?»