Семинар с доктором медицины Милтоном Г. Эриксоном - [8]

Спустя некоторое время я написал Роксане, а потом Эриксону и попросил разрешения заниматься у него. Он ответил согласием. В декабре 1973 года я впервые приехал в Феникс.

Мое знакомство с ним было необычным. Примерно около половины одиннадцатого вечера я прибыл к нему домой. Жить мне предстояло в специальном доме для гостей. В дверях меня встретила Роксана. Она представила меня отцу, указав рукой в сторону сидевшего слева от двери Эриксона и смотревшего телевизор. «Это мой отец, доктор Эриксон»,– сказала она. Медленными, постепенными движениями он, словно автомат, поднял голову. Когда голова приняла вертикальное положение, он так же медленно и такими же постепенными движениями робота повернул шею в мою сторону. Уловив мой взгляд, он посмотрел мне в глаза и так же механически, постепенно перевел глаза на уровень моего пояса. Нет слов выразить, как я был поражен и удивлен тем выражением, с которым он произнес: «Привет». Со мной в жизни никто так не здоровался. Роксана вывела меня в соседнюю комнату и объяснила, что папа у нее большой шутник.

Однако поведение Эриксона было прекрасным примером невербального гипнотического внушения. Все элементы были налицо. Он привел меня в замешательство и нарушил мое обыденное сознание. Я ожидал, что мы обменяемся рукопожатием и он скажет: «Здравствуйте». Далее, Эриксон смоделировал гипнотический транс, продемонстрировав заторможенные, каталептические движения, характерные для больных, поднимающих руку под гипнозом. Кроме того, он сконцентрировал мое внимание на своем поведении. Переведя взгляд на середину моего туловища, он как бы внушал мне: «Войди в себя как можно глубже». В целом Эриксон использовал невербальный прием гипноза, чтобы разрушить устоявшийся стереотип моего сознания и смоделировать новый бессознательный стереотип.

Эриксон продемонстрировал мне, как можно сделать общение мощным фактором воздействия на человека.

На следующее утро миссис Эриксон вкатила в дом для гостей инвалидную коляску, в которой сидел Эриксон. Не говоря ни слова и ни на кого не глядя, он с трудом перебрался в свое рабочее кресло. Я попросил разрешения включить свой магнитофон. Не глядя на меня, Эриксон кивнул головой в знак согласия. Не отрывая глаз от пола, он начал медленно говорить размеренным тоном:

Эриксон: Весь этот пурпур, верно, вызвал у вас шок?

Зейг: Угу…

Эриксон: Я плохо различаю цвета.

Зейг: Я так и понял.

Эриксон: А красный телефон… подарили мне четыре студента выпускного курса.

Зейг: Угу…

Эриксон: Двое из них были уверены, что завалят экзамены по основным предметам… а двое других боялись, что не сдадут… второстепенных предметов. Те двое, что боялись за основные дисциплины, но не беспокоились о второстепенных, сдали все экзамены. А те, что знали, что сдадут основные предметы, но провалят второстепенные… провалились по основным предметам, но сдали второстепенные. Другими словами, они выборочно отнеслись к предложенной мною помощи. (Эриксон в первый раз поднимает глаза на Зейга и задерживает взгляд.) Что касается психотерапии… (Далее он определяет и исследует терапевтическую методику.)

Эта коротенькая история – блестящий образчик общения и содержит множество планов и подтекстов. Ниже следует разъяснение того множества мыслей, которые Эриксон хотел передать мне этим примером.

1) Вызвав путаницу мыслей, история стала способом гипнотического внушения. О гипнозе не было сказано ни слова, но рассказ о глав-ных и второстепенных экзаменах сбил меня с толку и тем самым вызвал гипнотическую фиксацию моего внимания. Я уже был знаком с этим методом внушения (Эриксон, 1964) и использовал его в своей практике. Однако сам Эриксон делал это так незаметно и так необычно, что я даже не осознал, что этот метод был применен ко мне самому.

2) В первом предложении Эриксон употребил слово «шок», сделав на нем особое ударение. На самом деле Эриксону было ясно, что сплошной пурпурный цвет отнюдь не вызвал у меня шока, ведь я был накануне в его кабинете и в доме для гостей (тоже отделанном в пурпурных тонах) и уже видел самого Эриксона (одетого во все пурпурное). К этому времени я уже оправился от «шока», вызванного обилием пурпура. Но Эриксон подчеркнул слово «шок», чтобы сфокусировать мое внимание и настроить мое бессознательное на то неожиданное, что уже происходило и еще будет происходить со мной.

3) То, что Эриксон прямо не обращался ко мне, также сбивало меня с толку. Он не смотрел на меня, говорил, уставившись в пол. Лишь много времени спустя я понял его мысль: «Если говоришь с кем-либо, смотри на собеседника». Необщительность Эриксона разрушила мои обычные представления. Поэтому, когда он наконец взглянул на меня, я еще больше смутился и изумился. Тем самым Эриксон вызвал еще большую фиксацию моего поведения и внимания.

4) В результате подобного общения его рассказ выпал из моей памяти. Только вернувшись домой и прослушав запись на пленке, я вспомнил, что он рассказывал, и только тогда я понял, что он применил конфузионный транс. Для меня это было замечательное практическое занятие и убедительное доказательство моей способности испытывать амнезию.