Семилетняя война - [35]

— Посему, — отчеканил Салтыков, — должно все войска держать вкупе на Юденберге и б меру надобности подкреплять оттуда гарнизон Большого Шпица. Мюльберг же я Фридерику после короткого боя уступлю. Как судишь, граф?

— Во всём согласен. И позволю присовокупить: надобно сей же час позаботиться о фортификационном укреплении позиций…

— Вели на Юденберге пять батарей возвести да на Большом Шпице одну и поставь туда самые дальние гаубицы. Пущай выроют всюду траншеи и сделают земляные закрытия, но чтобы профиль их не препятствовал действию поверх бруствера даже полковых пушек. Ступай, Пётр Александрыч. Ни минуты терять нельзя.

Румянцев вышел. Салтыков взял стоявший подле него маленький серебряный колокольчик и позвонил. Вошёл ординарец.

— Позови, братец, дежурного адъютанта, — приказал Салтыков.

Через минуту в дверях показался Ивонин. Шатилов не сумел сдержать движения радости. Главнокомандующий заметил это и усмехнулся.

— Дружки? Вот и встретились ещё разок перед боем-то. А завтра будем ли все живы о сю пору, про то один господь ведает. — Он размашисто, истово перекрестился и тем начальническим тоном, которым говорил при Румянцеве, казал: — Пиши, секунд-майор. На правый фланг, на Юденберг, поставить отборные полки, поручив командование ими генералу Фермеру; сюда же поставить корпус Лаудона. Центр позиции — Большой Шпиц — будут защищать семнадцать пехотных полков под командованием графа Румянцева и генерала Вильбуа. На левый фланг поставьте Обсервационный корпус под начальством князя Голицына. Обоз постройте в двух вагенбургах под прикрытием Черниговского и Вятского полков.

— А кавалерия? — спросил Ивонин.

— Всю кавалерию, регулярную и нерегулярную, русскую и австрийскую, пущай поставят за правым флангом. Сие как бы общим резервом нашим послужит. Иди, дружок! Завтра цельный день при мне будешь. А ты, — он повернулся к Шатилову, — оставайся в Обсервационном корпусе; ежели же оный в негодность приведён будет, то поступи в распоряжение графа Румянцева. Ступайте оба теперь…

— Ну, вот и бой, — сказал Шатилов, когда они вышли. — На сей раз рука твоя не мешает тебе участвовать в нём. И, видно, отчаянная баталия предстоит нам.

— Да, завтра или мы Фридерика, или он нас. Решится, русский ли, прусс ли. Попрощаемся, Алёша!

Они обнялись и поцеловались.

2

Забрезжила заря двенадцатого августа 1759 года.

Высокая, мокрая от росы трава чуть приметно, трепетно колыхалась под порывами утреннего ветра. Вдоль всего неба протянулась гряда облаков, похожих на гребни крутых гор. Было свежо, и бодрящая свежесть рассветной прохлады веселила и радовала людей.

В исходе третьего часа утра русская армия была уже в полной готовности к бою.

Салтыков со всем своим штабом находился на Юденберге.

Судя по донесениям разведчиков, прусская армия, построенная в две шеренги и имея впереди кавалерию Зейдлица, переправилась через болотистую реку Гюнер, и аванпосты её появились сразу во многих пунктах.

— Фридерик действует так, как бы со всех сторон атаковать хочет, — сказал Салтыков, — но это не более, как высматривание или — того паче — желание скрыть, где он доподлинную атаку задумал. Пока мы о неприятельских обращениях ничего определённого заключить не можем, то и сами ничего предпринимать не будем.

Составив очень остроумный и смелый план атаки русской армии, Фридрих не принял во внимание одного обстоятельства: условий местности. Он ознакомился с ними только во время марша, из рассказов проводника-лесничего. Пока же король, всё более хмурясь, слушал лесничего, войска его перебирались через буераки, песчаные косогоры, топкие болота, пруды, и в конце концов тот обходный манёвр, на который король намеревался затратить лишь два часа, отнял в действительности восемь часов. Только к десяти часам прусская армия, истомлённая долгим маршем и жарою, вышла к русским позициям.

Прусские батареи открыли сильный огонь. В то же время в разных местах показалась неприятельская пехота.

Ивонин получал ежеминутно притекавшие донесения, делал из них краткие сводки и докладывал главнокомандующему.

— Видимо, король вскорости атаку против нашего левого крыла начнёт, — сказал наконец Салтыков. Пожевав губами, он добавил: — Передай, братец, Бороздину, чтоб зажёг снарядами деревню Кунерсдорф, дабы затруднить неприятелю развёртывать там свои силы. И посмотри, в порядке ли конница наша.

Ивонин поскакал к батареям, передал приказание, а затем направил коня к подошве горы, где сосредоточился мощный кавалерийский резерв. Русская регулярная кавалерия насчитывала один гвардейский полк, шесть кирасирских, шесть конногвардейских и восемнадцать драгунских. В драгунских полках было по шесть эскадронов, в прочих — по пяти; в каждом эскадроне числилось сто пятьдесят сабель. Ивонин проскакал мимо регулярных, потом мимо казаков, мимо австрийской конницы и, совершенно удовлетворённый порядком и бодрым видом всадников, повернул обратно. — Пробираясь сквозь строившиеся пехотные полки, он ловил обрывки разговоров:

— …По пятьдесят пуль выдали да по две ручные гранаты, велели в сумки положить, видать, горячая баня будет… Приказали нам нашить кусочки разнопёстрого гаруса на шляпы, чтобы полки отличать, а гарусу-то и не хватило, стали раздёргивать его, он и вовсе на шляпе не сидит — одна кутерьма…