Семилетняя война - [161]

Гренадеры занимали позицию, не имевшую флангов. По причине незамерзающих болот вокруг. И когда торжествующие пруссаки отбросили русский батальон с прохода и устремились по нему, они внезапно увидели, что в тыл им заходят пехотные колонны, усиленные конницей, включающей и казаков. Началась паника, усугубленная Румянцевым, бросившим вдогонку отступающим кавалерию и лёгкие стрелковые батальоны. Убитые мешались с ранеными и пленными. Избегнувших же этой участи гнали до Одера и далее.

Гейде, узнав о поражении тех, в ком была его единственная надежда, капитулировал через три дня после этого. Сдались 2900 человек, оставшихся в живых.

Сообщение о победе вместе с ключами от крепости в Россию повёз бригадир Мельгунов. Донесение Румянцева о взятии Кольберга было, согласно распоряжению императрицы, напечатано и разослано по стране 25 декабря 1761 года.

В этот же день по смерти Елизаветы Петровны на престол России вступил Пётр III.

Эпилог ЗЕМНУЮ ЖИЗНЬ ПРОЙДЯ ДО ПОЛОВИНЫ...

Новый император немедля заключил с Фридрихом мир — Пруссия была спасена. Румянцев был назначен командующим корпусом, коему надлежало воевать с Данией — из-за голштинских дел монарха. Но русская армия не успела начать военные действия — в результате дворцового переворота Пётр III был низложен, и на престол села его супруга. Отныне — Екатерина II. Румянцев промедлил с принятием присяги, и это стоило ему корпуса: ему на смену прибыл Пётр Панин.

Обиженный Румянцев ушёл в отставку, но вскоре был обласкан новой императрицей и назначен президентом Малороссийской коллегии. Начавшаяся в 1769 году война с турками сделала его командующим армией, во главе которой он разбил неприятеля при Рябой Могиле, Ларге, Кагуле, форсировал Дунай и заключил первый из многих выгодных для России мир с османами — Кучук-Кайнарджийский. Эта война сделала его Румянцевым-Задунайским. И навсегда вписала его имя в мировую историю.

Дмитрий Попов тоже оказался в составе своего полка на Украйне. Он погибнет в одном из боев в 1772 году. Но пока до этого ещё далеко. Война начнётся только через год...

Наступившая ночь прекратила дневной шум-гам, стойко держащийся при солнечном свете в большом, многосложном и многолюдном хозяйстве Малороссийского наместника. И лишь ночью нисходила благословенная тишина — пора раздумий и осмысления дневной суеты.

У открытого окошка за простым — по-армейски, по-походному — столом расположились секретарь наместника Александр Безбородко и его гость — офицер одного из полков, расквартированных в Малороссии, секунд-майор Дмитрий Попов. Познакомившись случайно несколько лет назад, они как-то сразу потянулись друг к другу — такая симпатия зачастую бывает — почти инстинктивна, хотя при желании ей и можно найти объяснение по аналогии с пословицей “рыбак рыбака” — людей, думающих схоже не так уж и много, как и просто думающих, — вот они и тянутся друг к другу. Теперь они — уже старые знакомые, почти приятели, хотя и сохранилась в их отношениях первоначальная лёгкая куртуазность — начав так по привычке и немного из эпатажа решили в дальнейшем сие не менять.

   — Угощайтесь, Дмитрий Николаевич. Попробуйте-ка вот пирожков домашних. Чай при вашем-то казённом коште и забыли как их и с чем едят.

   — Покорно благодарю, Александр Андреевич. С удовольствием воспользуюсь вашим любезным предложением, тем паче, что подобных деликатесов я и в детстве-то не едал: всю жизнь свою по лагерям военным странствуя, так что не до разносолов было.

   — Помню, помню, Дмитрий Николаевич, рассказы ваши. Тем более тогда надо на пирожки-то налечь. Что в детстве недобрано — то в зрелости навёрстывать надо.

   — Сей принцип, Александр Андреевич, весьма опасен, так как служит оправданию многого. Не лучше ли так сказать: коли в детстве сумел довольствоваться малым — не уподобляйся в зрелости скотам неразумным, до кормушки добравшимся?

   — Так, значит, по-вашему, кто в юности всё имел, тот пусть и дальше всем владеет, а не имевший ранее пусть не имеет и сейчас?

   — Ах, Александр Андреевич, с пирожков ваших выходим мы на серьёзные материи, но — делать нечего — планида наша с вами такая. Посему отвечу: не так я считаю, как вы сие сейчас изволили трактовать. Позиция ваша в данном случае — плод застарелой желчи вашей, усугубляемый ныне благосостоянием растущим. Мне же представляется так: чем быстрее человек дорвался до благ всех жизни нашей, тем он опасней для окружающих. Добиваясь их, он готов на всё. Добившись же оного, он спешит воспользоваться приобретённым, невзирая на окружающих его. Старые же роды, ныне уже долго владеющие богатствами земли, помышляют — естественно, в идеале, Александр Андреевич! — не токмо как бы прожить позвонче, но и как бы пополезнее — пополезнее для своей державы. Когда человек насытился и опьянение этим миновало, тогда он приобретает возможность оглядеться и понять многое из того, что до сего момента ему понимать было недосуг и не с руки. Заключая всё сказанное мною, скажу: испытывающий в детстве только зависть, а в зрелости — удовлетворение от приобретённого, думает лишь о себе, а отнюдь не о державе. Вот что мне не нравится, а так — пусть старается достичь большего. Грех осуждать за это людей. Пусть их!