Семилетка поиска - [6]

Отравить Еленину жизнь с Каравановым, вселившись в одну комнату с Лидочкой, Толик не решился, хотя и обещал. Но аккуратно перевез свою мать из провинции прямо в комнату внучки. Под это они с Каравановым церемонно заключили пакт о ненападении. Толик предложил, что его мать пропишет Караванова за то, что тот через год получит для нее от работы однокомнатную квартиру. Караванов важно согласился, полагая, что если начальник отдела министерства, в котором он служил тогда, получил квартиру, то ему, Караванову, это раз плюнуть. Елена совсем ничего не понимала в ситуации, ведь на фоне вечно отжимающегося Толика и вечно похмеляющегося Филиппа Караванов выглядел как «ум, честь и совесть». От предков он унаследовал внешность человека, «которому хочется верить», и за счет этого всегда «очень хорошо устраивался на работу», хотя потом «очень плохо рос по карьере».

Люди обижались на то, что за таким добропорядочным безуховским фасадом оказывается такая несобранность, безответственность и неспособность к психологической мобилизации. Видимо, Караванова очень сильно прессовали все детство, и теперь по жизни он делал только то, что было ему интересно. И даже находил в себе мужество этим гордиться, имея в разных браках двух слабо долюбленных и слабо обеспеченных детей.

Елена видела все это, но влюбилась… Прикинула, что опытной рукой отшлифует каравановские хорошие данные. Да и вообще… он чем-то напоминал ее молодого отца. Особенно когда она лежала с легкой температурой, а Караванов сидел в полутемной комнате за компьютером. Профиль расплывался в температурной дымке, становился совсем схожим с отцовским, и она капризно тянула:

– Хочу чаю с малиной!

Он был золотым, когда нужна была помощь в сфере милосердия. Когда болела, попадала в аварию, вылетала с работы, когда надо было делать уколы, ходить разбираться с Лидиными учителями или проведывать капризных родителей. Но лажал в базовых ситуациях, и Елена долго не могла прийти в себя от того, с какой легкостью он это делал. Первой лажей, конечно, была история с квартирой. Юная Лида, стиснув зубы, приготовилась стерпеть бабушку в собственной комнате во имя нового маминого брака. Бабушка была не фактическая, а генеалогическая. До переселения внучка ей сто лет не снилась; но, видимо, новая жена Толика так гоняла ее по веткам, что старуха за однокомнатную квартиру решилась годик прикинуться бабушкой. Понимала она это так, что надо лезть во все дела ребенка.

Все были уверены, что это на год, и пытались относиться к этому как к цирку. Однако в течение года Караванову не только ничего не дали, но и ничего не пообещали. Он героически перешел в частную компанию и подрядился на огромный проект. Там мало платили, но предложили загородный коттедж и служебную машину, а главное – пообещали кредит на квартиру. Елена ненавидела подмосковный кайф, на котором помешались новые русские, но честно дышала воздухом и скучала по подружкам, чтобы Лида жила в отдельной комнате.

Когда через три года их выставили из коттеджа домой без всякого кредита, Елена всерьез задумалась. Она уже притерлась к особенностям брака с Каравановым и начинала потихоньку понимать, что иллюзии про каравановское плечо, за которым можно отсидеться в особенностях новой экономики, надо засунуть ровно туда, откуда она их вытащила. Когда на вопрос, почему их кинули с кредитом, Караванов на голубом глазу ответил, что им ничего и не обещали, кроме жизни в коттедже – а обещали-то в ее присутствии, – она решила, что он сумасшедший или слабослышащий.

– Можешь со мной развестись, если я такое фуфло! – дежурно предлагал он и дежурно добавлял: – Следующий муж будет круче.

Думать о следующем муже, когда квартирный вопрос каменной глыбой висел над головой, Елена не могла. Она и о любовнике-то не думала, хотя постельные отношения резко поползли по швам.

Кроме них, в просторном коттедже жили еще три семьи сотрудников, и Караванов, как пожизненно виноватый, по вечерам мел перед ними хвостом. Или пил с мужьями, или судачил с женами, и приходил уже не особенно кондиционным для использования по прямому назначению. То есть кое-как проблемы решались, но праздничные ночи первых лет сменились оздоровительными буднями.

Елена пыталась поменять работу, найти кредит, подработать на размен, сесть на режим жесткой экономии, но ничего не получалось. Перед месячными, когда ресурс организма истощался, она закатывала Караванову дежурную истерику, и он с дежурно обиженным видом предлагал найти мужа покруче.

Лида уже готова была подсыпать кровной бабушке цианистого калия, но высказать правду Караванову не смела. Она, как и Елена, считала, что после Толика и Филиппа Караванов все-таки солнце, имеющее на себе отдельные пятна. А Елена думала и грезила о квартире, как девушки думают на ночь о женихах, взрослые женщины – о любовниках, а пожилые… о внуках.

В этой кутерьме прошло еще несколько лет. Елена пахала, бабка доставала всех, Лидочка ночевала у подруг и рано взявшихся бойфрендов, а Караванов сутками сидел на работе. Нельзя сказать, что при этом он сильно двигался по служебной лестнице, но зато имел одну, но пламенную страсть: со своей юности младшего научного сотрудника разрабатывал одну научную теорию.