Семидесятые (Записки максималиста) - [3]
Лонгинов Дарвина не запретил, хотя и прочитал. Но академик, запрещающий книгу писателя, не читая ее, — такого не бывало даже в николаевской России. Впрочем, в старые-то времена академики брезговали исполнять грязную работу цензоров.
21 января
Маленький, сутулый, совершенно седой человек с марлевой повязкой на мертвом глазу. Тихая речь, деликатные, скромные жесты. И только огромный черный глаз с задранной бровью, и распахнутый ворот вылинявшей рубашки обнажают его подлинный неуемный характер. Это Иосиф Абрамович Раппопорт. Раппопорт — единственный, кто не покаялся на печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ 1948 года. Мы познакомились с ним вчера на радио. Устроила свидание Алла Хлавиа, которая знает, как мне хочется писать об этом человеке и как он упорно, железно, отвратительно скромен. Разведчик времен войны, увешанный орденами и представленный к званию Героя Сов. Союза (которое не получил, как говорят, только из-за своего еврейского происхождения), он дважды, в 1957 и 1964 гг., назван Нобелевским комитетом в качестве достойного лауреата. Когда мы возвращались в его машине из радиокомитета (он довез меня до метро), И. А. сказал, что первый раз он узнал о предложении Нобелевского комитета через много месяцев от случайных людей. А второй раз власти хотели, чтобы он принял премию, но прежде ему предложили снова вступить в партию, откуда он был исключен по настоянию Лысенко в 1949 году. Раппопорт отказался. И вот творец идеи химического мутагенеза, идеи, которая сегодня уже дала десятки ценных сортов культурных растений (на Западе, т. к. у нас этот метод очень мало распространен), кутается в жалкое пальтецо и надевает на седую голову какой-то допотопный блин. Вид у него почти нищенский. Что это? Бедность или крайняя форма аскетизма, порождение все той же скромности? Он поразил меня еще вот чем. Прочитав мою рукопись о Вавилове, этот бескомпромиссный борец за правду, стал возражать против резкой оценки поведения академика Комарова и Сергея Вавилова. Смысл возражения сводился к тому, что "надо войти в положение человека при диктатуре". Я напомнил ему его собственное поведение при диктатуре, но он махнул рукой: к себе должны быть одни требования, к другим — другие. Раппопорт не хочет, чтобы я о нем писал. Вернее, он вообще не желает быть объектом какого бы то ни было внимания посторонних. У него своя теория популяризации науки. Общество переполнено информацией. Неучи и полузнайки, порожденные этим потоком сведений, более опасные субъекты, чем безграмотные мужики прошлого.
23 января
Закончил читать книгу Н. Эйдельмана о декабристе Мих. Лунине (ЖЗЛ, 1970). Умная и грустная книга. Радует большой и добросовестный труд автора-историка. Но сильнее — раздумья о неизменной судьбе российского интеллигента. Он всегда стремится сохранить правду о своем времени для истории. Отсюда — подпольные издания, «Колокол», Самиздат. Он жестоко расплачивается за свой донкихотский историзм. Всегда. Но, очевидно, есть в этой идее что-то вечное, святое. От Радищева и Новикова, через Лунина и Герцена, через подпольщиков Народной воли (Вера Фигнер с ее книгой) дошло это губительное и вместе с тем неудержимое стремление к Замятину, Платонову, Булгакову, а потом к Пастернаку, Анне Андреевне Ахматовой, к Солженицыну. Историческим долгом живет весь Самиздат — понять, сохранить, не забыть…
27 января
Сегодня ночью возникла идея соединить очерки об эпидемиологе Исаеве, хирурге Сеппо и пока еще не написанный очерк о генетике Раппопорте в одну книгу "Скверный характер". Характеры у всех троих действительно плохие. Но именно такие характеры творят науку и сохраняют чистоту человеческой натуры. Такую книгу не совестно было бы и «Совпису» предложить. Но согласится ли Раппопорт позировать? Никто из моих героев лучше него для этого трио не подходит.
30 января
Говорили с редактором Викторией Сергеевной Мальт о «юбилейном» к моему 50-летию однотомнике. Решили просить 35 печатных листов для переиздания романа о Хавкине, книги о Вавилове[2] и очерка об Исаеве. Это было бы посильно, но боюсь, что ничего из этого не выйдет. Особенно опасаюсь за роман.
2 февраля
Идут последние страницы очерка об эстонском хирурге Арнольде Сеппо. Очень сжился я с моим милым героем. Хочется рассказывать еще и еще (материалов много), но объем журнального очерка заставляет сдерживаться. Но не в этом беда, а в том, что опять полуправда. Нет борьбы Сеппо за признание, нет травли, которой он исподтишка подвергается вот уже полтора десятка лет. Нет, конечно, подлинного осмысления его личности как личности трагической. Он слишком талантлив, слишком независим и слишком хорошо понимает ценность того, что несет людям. Ему не может быть места среди академиков и генералов этого мира. «Нестандартен» — гласит вердикт общества, и я, историк, останавливаю перо вторично, боясь выдать редакторам правду о нестандартности героя. Если редактор узнает эту правду — лежать моему очерку в корзине. Так создается история…
3 февраля
Прочитал «Мысли» Паскаля — надо готовиться к работе над книгой о Войно-Ясенецком. Закончил очерк. Вечером до смерти захотелось в Москву. Ли не ожидала меня. Обрадовалась. Приятный вечер дома — справедливое воздаяние за две с половиной недели в Голицыне.
Книга о жизни ученого всегда интересна. Интерес читателя к герою возрастает во много раз, когда речь идет о всемирно известном ученом, создателе новой науки. «Разорванная паутина» — история жизни и творчества доктора медицинских, ветеринарных и биологических наук, единственного в стране академика трех академий (медицинской, сельскохозяйственной и АН СССР) Константина Ивановича Скрябина. Ученый сделал удивительное открытие: мир, в котором мы живем, очервлен. Двенадцать тысяч видов гельминтов — паразитов — заселили тела животных, птиц, рыб, человека, водоемы, почву, растения.
Известный литератор, автор четырнадцати изданных книг Марк Поповский в 1977 году под угрозой ареста вынужден был эмигрировать из СССР. Предлагаемая вниманию читателей книга — правдивое и горькое исследование одной из самых драматических страниц в истории отечественной науки, пережившей наступление лысенковщины на генетику, убийство многих лучших своих представителей, — впервые увидела свет на Западе.Сегодня, в условиях оздоровления советского общества, не только имя Марка Поповского, но и его книги возвращаются на Родину.
Он не погиб в лагере, но прошел через все круги ада; он не был оппозиционером, однако почти на всей его биографии лежала печать изгойства. Врач, писавший научные труды в тюремной камере, он не только дождался их публикации, но и получил за них при Сталине Сталинскую премию. При этом он одновременно был и хирургом, и священнослужителем Русской Православной Церкви, архиепископом…Такая фигура — настоящая находка для биографа, для психолога и историка. А Марк Александрович Поповский как раз и был неутомимым воссоздателем исторических характеров.
О бактериологе, открывшем вакцину от бубонной чумы, предотвратив эпидемии в Индии, Западной Азии и Северной Африке в конце XIX века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Мы предлагаем Вам, благочестивый читатель, труд о земной жизни и страданиях святителя Луки (Войно-Ясенецкого), во святых прославленного Церковью, и великого хирурга. Перед Вашим взором предстает многоскорбный путь чрез море житейское, воздвизаемое зря напастей бурею – путь истинно христианский. Молитвами и любовью святителя да исцелит нас Господь от болезней душевных и телесных! Книга напечатана с некоторыми сокращениями.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.