Семейство Какстон - [148]

Узнав о приезде Англичанина, родственники Рамуны перестали посещать дом; но они любили мальчика и он любил их, и между им и его полудикими сверстниками, хоть и тайно, но тем не менее часто были свидания. Роланд мало-по-малу открывал глаза. Когда, свыкнувшись с ним, мальчик забыл прежнюю осторожность, вызванную страхом и хитростью, Роланд был несказанно поражен смелыми правилами сына и его окончательною неспособностью понимать простую мораль и прямую честь, которые английский солдат считал врожденными всякому и дарованными свыше. Скоро после этого Роланд открыл, что в его хозяйстве происходит систематический грабеж с помощью его жены и участием сына, в пользу ленивых брави и распутных бездельников. Человек более-терпеливый, нежели Роланд, был-бы выведен из себя таким открытием; рассудительного оно-бы поразило. Он поступил очень-естественно (в сущности может-быть и слишком настойчиво, не приняв в расчет недостаток образования и пылкия страсти своей жены), тут же велел ей сбираться к отъезду и прекратить все сношения с её родственниками.

На это последовал резкий отказ; но уступить в этом было не в духе Роланда, и, наконец, притворная покорность и раскаянье смягчили его негодование и вызвали его прощение. Они уехали за несколько миль от места, где жили прежде, но куда-бы ни переместились они, везде следовало за ними тайно несколько человек, и кнесчастью худшие из этого отверженного племени. Как ни была сильна прежняя любовь Рамуны к Роланду, она должна была миноваться вследствие совершенного отсутствия сочувствия между ними и разлуки, всегда возобновляющей сильную привязанность, но уничтожающей уже ослабшую. Мать и сын обожали друг друга всею силой могучей и дикой природы. И при обыкновенных обстоятельствах тщетно истощается влияние отца на сына-ребенка, если мать возьмется противодействовать ему, что же мог теперь, в этом жалком положении, честный, но сухой и отчасти грубый Роланд, (разлученный с сыном в самую восприимчивую пору его детства), противупоставить сильному влиянию матери, которая потворствовала всем порокам и удовлетворяла все желания своего баловня?

С отчаяния у Роланда сорвалась угроза, что если будут продолжать сопротивляться ему, он сочтет обязанностью удалить сына от матери. Эта угроза ожесточила против него и сына и мать… Жена описывала Роланда сыну как тирана и врага, как человека разрушившего счастье, которым они наслаждались один в другом, которого строгость доказывала, что он ненавидел своего сына; и мальчик верил ей. В доме Роланда составился тесный союз против него, обороняемый хитростью, этою силою слабых.

Не смотря на все это, Роланд никогда не забывал ни нежной заботливости, с которой молодая сиделка ходила за раненным, ни любви, которая, в то время, была искренна, хот и происходила не из чувств не изменяющихся мы от забот, ни от слез, и о которой шептали ему в-дни-оны чудные уста. Эте мысли непременно должны были становиться между его чувствами и его суждением, чтобы сделать его положение еще более горестным и еще больше растерзать его сердце. И если, побужденный чувством долга, составлявшим главную силу его характера, он мог-бы решиться выполнить угрозу, во всяком случае человеколюбие заставляло его выжидать: Рамуна скоро опять должна была сделаться матерью. Родилась Бланшь. Как мог он отнять младенца от груди матери, или предоставят дочь тому вредному влиянию, от которого он только с страшным усилием мог избавить сына?

Бедный Роланд! не удивительно, что глубокие морщины изрыли твой лоб, а волоса твои поседели прежде времени!

Ксчастью, может-быть и для всех, жена Роланда умерла, покуда Бланшь была еще ребенком. Она заболела горячкой и умерла в беспамятстве, прижимая к груди сына и моля св. угодников защищать его от жестокого отца. Как часто восноминание об этом смертном одре тревожило сына, и оправдывало его убеждение, что не было родительской нежности в сердце того, который теперь единственная его защита от света и от «ударов неумолимой бури!»[25] Бедный Роланд! Я знаю, что при резком, ненавистном разрыве этех священных уз, ты в своем добром великодушном сердце позабыл всю их тягость; тебе опять виделись нежные глаза, склонившиеся над ранненым чужеземцем, слышалось в тихом шепоте признание в той страстной немощи, в которой женщины юга не стыдятся сознаваться. И теперь все это кончилось с криками ненависти и взорами выражавшими ужас!

Глава IV.

Наставник.

Роланд уехал во Францию и поселился в окрестностях Парижа. Он поместил Бланшь в соседний монастырь, где навещал ее ежедневно; а сам занялся, воспитанием сына. Мальчик был способен к ученью; но самая трудная задача была – разучить его, и на это нужна была или бесстрастная опытность и неистощимое терпение искусного наставника, или одна любовь, доверие и мягкое, уступчивое сердце ученика. Роланд чувствовал, что ему не приходилось быть наставником, и что сердце ребенка постоянно было для него закрыто. Роланд стал высматривать, и нашел на другом конце Парижа человека по-видимому годившегося в преподаватели, молодого Француза, получившего некоторую известность в литературе, но в особенности в науках, красноречивого, как и все Французы в разговорах, исполненных громких чувств, которые нравились романической восторженности капитана; Роланд, увлекаясь надеждами, отдал сына на попечение этого человека. Быстрые способности мальчика позволяли ему приобретать очень-скоро познания, нравившиеся ему; он с удивительной легкостью выучился говорить и писать правильно по-французски. Его твердая память и гибкость органов от которых происходит особенная способность к изучению языков, с помощью английского учителя послужили ему к восстановлению первых сведений в языке отца, и дали ему возможность бегло изъясняться на нем, хоть он навсегда сохранил в произношении что-то такое странное, поразившее меня; но не подозревая в нем иностранца, я видел в его выговоре только произвольную вычурность. В науках он ушол не далеко, немного дальше самых общих сведений в математике; но он приобрел способность считать необыкновенно-скоро. Он с жадностью читал попадавшиеся ему книги пустого и легкого содержания, и почерпнул оттуда известного рода познания, открываемые романами и драматическими произведениями, познания в добре или зле, смотря по степени нравственности писателя, развивающие понятие, и дающие страсти более-благородное направление, или только развращающие воображение и унижающие человеческое достоинство. Но сын Роланда остался попрежнему невеждой во всем том, чему-бы хотелось отцу чтоб он выучился. Между прочими несчастными обстоятельства брака капитанова было и то, что его жена имела все предразсудки Испанки-католички, и с ними-то его сын как-то бессознательно связал учение, почерпнутое им из суеверного язычества Гитанов.