Семейство Холмских (Часть третья) - [4]

Шрифт
Интервал

 "Славный здѣшній ябедникъ, Иванъ Михеевичъ Праволовъ, недавно окончилъ жизнь. Онъ, съ судьею Криводушинымъ, и секретаремъ Хваталинымъ, которые подвизаются теперь за похвальные подвиги въ Нерчинскѣ, въ каторжной работѣ, завоевалъ всю здѣшнюю страну. Что они позволяли себѣ, и до какой наглости простирались крючкотворство и ябеда ихъ, это превосходитъ всякое вѣроятіе! Вотъ вамъ примѣръ: въ общемъ совѣщаніи положили они, чтобы Праволовъ подалъ просьбу на извѣстнаго здѣшняго помѣщика Простосердова (у котораго большая фабрика, и другія заведенія), что онъ завладѣлъ его имѣніемъ, и что Праволовъ будетъ отыскивать свое право законнымъ порядкомъ, а покамѣстъ, для сбереженія отъ расхищеній его собственности, проситъ учредить опеку, и Простосердову запретить распоряжать имѣніемъ, не взирая на то, что дѣдъ, отецъ его и самъ онъ, болѣе 20-ти лѣтъ, владѣли безспорно, и что Праволовъ никакого родства и, рѣшительно, никакого права и притязанія имѣть не могъ. Тотчасъ по просьбѣ его заключили: взять все въ опеку, и Простосердову воспретить распоряженіе собственностью. Такое беззаконное опредѣленіе привело Простосердова, по оборотамъ его фабрики, въ самое затруднительное положеніе. Хотя онъ подавалъ просьбу, и объяснялъ, что Праволовъ ни въ какомъ отношеніи не имѣетъ права оспоривать у него владѣніе наслѣдственнымъ имѣніемъ; но ему отвѣчали, что Праволовъ предъявитъ права свои узаконеннымъ порядкомъ, а до тѣхъ поръ не льзя отказать ему, и имѣнія, имъ отыскиваемаго, не обеспечить отъ расхищенія; что тяжебное дѣло пойдетъ своимъ порядкомъ, и, можетъ быть, продолжится нѣсколько лѣтъ, но до рѣшительнаго окончанія опеки снять не льзя. Бѣдный Простосердовъ привыкъ жить всегда въ деревнѣ, отъ роду процессовъ никакихъ не имѣлъ, и съ ужасомъ воображалъ, какія непріятности могутъ предстоять ему на тернистомъ пути ябеды! Вмѣстѣ съ тѣмъ сообразилъ онъ, что пока дѣло его достигнетъ до высшаго Правительства, и имѣніе его, по суду, будетъ ему возвращено, онъ понесетъ значительный убытокъ, отъ того, что производство работъ на фабрикѣ остановится, или пойдетъ не такъ, потому, что онъ лишенъ права наблюдать самъ. Все это побудило его согласишься на предложеніе подосланнаго къ нему соумышленника этихъ наглыхъ бездѣльниковъ: заплатишь нѣсколько десятковъ тысячъ Праволову, и заключишь съ нимъ мировую. Удача въ этомъ мошенничествѣ дала смѣлость пуститься на новыя козни. Опять Праволовъ и товарищи его сдѣлали условіе между собою, чтобы у одной здѣшней помѣщицы, бездѣтной и безгласной вдовы, Свенельдовой, отнять, просто безъ всякихъ хлопотъ у довольно значительное имѣніе. Праволовъ предъявилъ, Фальшиво составленную имъ, купчую на имѣніе этой вдовы, которое будто-бы продано ему какимъ-то Скалозубомъ -- вѣроятно, лицомъ вымышленнымъ. Въ купчей сказано было, что имѣніе поступило во владѣніе Скалозуба, по продажѣ отъ Свенельдовой, такого-то года и числа. Тотчасъ, безъ дальнихъ околичностей, Праволовъ былъ введенъ во владѣніе, а Свенельдовой объявлено, чтобы она отправлялась, куда ей угодно. Тщетно говорила она, что никогда имѣнія своего не продавала. Ей сказали, что она можетъ отыскивать свое право законнымъ порядкомъ, подавъ просьбу на Скалозуба, если онъ продалъ непринадлежащее ему имѣніе; но что теперь деревня ея принадлежитъ уже Праволову. Кто этотъ Скалозубъ? Гдѣ его отыскивать? Куда, и какъ ѣхать слабой женщинѣ, не имѣющей никакого покровительства?-- Нѣсколько добрыхъ сосѣдей приняли участіе въ горестномъ ея положеніи, написали просьбу, сдѣлали складчину, и отправили ее; но отъѣхавъ нѣсколько станцій, она занемогла; горесть отъ потери послѣдняго куска хлѣба, и слабость здоровья, привели ее скоро ко гробу, и она умерла въ дорогѣ.

 Я разсказываю вамъ самыя главныя черты злодѣйствъ этого крючкотворца; но обыкновенныхъ его мошенничествъ исчислить не льзя: сколько, напримѣръ, отнялъ онъ земли у сосѣдей; какъ часто являлись у него, при слѣдствіяхъ и повальныхъ обыскахъ, поселенія, на такихъ земляхъ, которыя никогда, и ни по какому праву ему не принадлежали, и проч. и проч., то есть, все, что только ябеда и крючкотворство могутъ выдумать самаго утонченнаго! Русская пословица однакожъ справедлива: сколько вору ни воровать, а висѣлицы не миновать.-- Беззаконныя дѣла открылись: Криводушинъ и Хваталкинъ были преданы строжайшему уголовному суду, и получили должное возмездіе. Праволовъ избѣгалъ взятія подъ стражу новымъ, имъ-же самимъ изобрѣтеннымъ средствомъ. У него была деревня, на самой границѣ одной губерніи съ другою. Лишь только, по повелѣнію Начальства, готовились брать его, онъ тотчасъ, бывъ вѣроятно предупреждаемъ, переправлялся, въ своей-же деревнѣ, на другую сторону рѣки, которая служила границею между обѣими губерніями. Cудъ не имѣлъ власти дѣйствовать внѣ своего округа, и бралъ подписку, что помѣщикъ отправился въ такую-то сосѣдственную губернію. Относились туда, чтобы захватить его и представить къ суду; но Праволовъ опять употреблялъ тоже средство, переправлялся черезъ рѣку, и его въ этой губерніи не находили. Нѣсколько разъ маневрировалъ онъ такимъ образомъ. Когда-же приняты были всѣ сильнѣйшія мѣры, чтобы непремѣнно захватить его, онъ умѣлъ такъ устроить, что его показали умершимъ, и онъ


Еще от автора Дмитрий Никитич Бегичев
Семейство Холмских

Некоторые черты нравов и образа жизни, семейной и одинокой, русских дворян.


Семейство Холмских. Часть 5

«На другой день после пріезда въ Москву, Свіяжская позвала Софью къ себе въ комнату. „Мы сегодня, после обеда, едемъ съ тобою въ Пріютово,“ – сказала она – „только, я должна предупредить тебя, другъ мой – совсемъ не на-радость. Аглаевъ былъ здесь для полученія наследства, после yмершаго своего дяди, и – все, что ему досталось, проиграль и промоталъ, попалъ въ шайку развратныхъ игроковъ, и вместь съ ними высланъ изъ Москвы. Все это знала я еще въ Петербурге; но, по просьбе Дарьи Петровны, скрывала отъ тебя и отъ жениха твоего, чтобы не разстроить васъ обоихъ преждевременною горестью.“…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Семейство Холмских (Часть шестая)

Некоторые черты нравов и образа жизни, семейной и одинокой, русских дворян.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.