Семейство Холмских (Часть шестая) - [5]

Его Высокопревосходительство, вмѣстѣ съ хозяиномъ, сѣлъ въ коляску, запряженную шестью прекрасными вороными лошадьми, съ двумя форрейторами; Два высокіе лакея, въ новой красной ливреѣ залитой золотомъ, стали сзади. Исправникъ, которому что-то Его Высокопр. приказывалъ, бѣжалъ долго, y колеса безъ шляпы. Для прочихъ гостей приготовлено было нѣсколько длинныхъ дрожекъ, на которыхъ могло помѣститься человѣкъ по 15-ти на каждой; въ числѣ прочихъ сѣлъ и Пронскій. Всѣ отправились за коляскою, и по прекрасному, гладкому шоссе подъѣхали прежде къ башнѣ, стоявшей среди площади. Осмотръ начался съ главной вотчинной Конторы, Сундуковъ, зная чѣмъ болѣе понравиться своему посѣтителю, убралъ комнаты, гдѣ находилась Контора, роскошно и со вкусомъ. Стѣны и потолокъ были раскрашены, полъ паркетный, на окнахъ висѣли шторы и гардины. Нѣсколько писарей, хорошей наружности, прекрасно одѣтыхъ, сидѣли за письменными столами краснаго дерева, которые были покрыты зеленымъ сукномъ. Въ углу стояли дорогіе стѣнные часы; въ шкафахъ, краснаго дерева, за стеклами, разложены были по годамъ бумаги. Словомъ: все находилось въ такомъ отличномъ порядкѣ и чистотѣ, что Его Высокопр. былъ въ полномъ восторгѣ. Оттуда пошли смотрѣть хлѣбный магазейнъ и пожарные инструменты. Но Пронскій оставилъ компанію и отправился къ крестьянамъ, которые, въ сапогахъ, синихъ кафтанахъ, держа въ рукахъ хорошія, новыя шляпы, стояли каждый y воротъ своего дома.

"Какъ y васъ все хорошо!" сказалъ онъ, обращаясь къ одному старичку. "Какое изобиліе во всемъ! Какъ вы славно одѣты? Какой добрый баринъ y васъ! Это отецъ, а не помѣщикъ. Вы должны безпрестанно Богу молиться за него. Я еще отъ роду лучше этого ни чего не видывалъ." -- Отецъ.... -- отвѣчалъ старикъ, сквозь зубы, унылымъ голосомъ.-- Читаемъ мы ему молитвы! Чтобы ему ни дна ни покрышки не было! Раззорилъ насъ до корня, измучилъ поголовною работою; мы изъ зажиточныхъ крестьянъ, пока за грѣхи наши ему не попались, пришли теперь, что называется, въ конецъ.-- "Какъ-же ты раззоренъ? На тебѣ сапоги, синій прекрасный кафтанъ и новая шляпа...." -- Нешто это мое? Все барское. Вотъ, какъ вы только уѣдете, все неси назадъ въ гамазею, а ежели кто, упаси Боже, изодралъ, или измаралъ, то такъ еще спину нагрѣютъ, что ничему не будешь радъ. Дома наши тебѣ, баринъ, нравятся; но пословица говоритъ: не красна изба углами, а красна пирогами. Да и дома-то это не наши; мы въ нихъ никогда не живемъ; выгоняютъ насъ сюда только напоказъ, на время; ежели хочешь посмотрѣть, то пройди въ низенькую калитку черезъ дворъ; тамъ увидишь наши хаты и посмотришь наше житье-бытье. Бабы мои, я чаю, обѣдаютъ. Насъ выслали съ утренней зари и велѣли стоять y воротъ. Бабы проголодались и пошли поѣсть, а я умираю съ голоду, но не смѣю отойдти. Не посмотрятъ, что я старъ: прикащикъ такой озорникъ, такой нехристь, что изуродаетъ на вѣкъ.

Пронскій отправился посмотрѣть въ настоящемъ видѣ житье крестьянъ отца-помѣщика, y котораго повсюду видно было изобиліе и столь отличный порядокъ. Онъ прошелъ черезъ калитку въ огородъ, и увидѣлъ подъ горою полуразвалившуюся, черную избу, крытую соломою, въ которой нашелъ всю семью за обѣдомъ. Въ числѣ ихъ увидѣлъ онъ двухъ бабъ, и одного мальчика и дѣвочку, одѣтыхъ въ праздничныя, чистыя платья. Они, по видимому, спѣшили ѣсть, чтобы поскорѣе поспѣть къ своему мѣсту. Прочіе были въ изодранныхъ, запачканныхъ рубашкахъ, отвратительной нечистоты, и босикомъ. Пустыя щи и блюдо варенаго картофелю, составляли весь обѣдъ ихъ. Хлѣбъ былъ по поламъ съ мякиною, и даже, какъ замѣтилъ Пронскій, въ соли имѣли они большой недостатокъ. Старуха бабушка, вѣроятно, жена старика, съ которымъ онъ говорилъ, держала подлѣ себя, въ ветошкѣ, немного соли, и маленькими щепотками одѣляла всѣхъ. На столѣ стояло ведро воды, изъ котораго черпали и пили ковшиками. Всѣ удивились входу Пронскаго, и хотѣли встать. "Не вставайте! не вставайте!" сказалъ онъ. "Хлѣбъ, да соль! Кушайте на здоровье! Я такъ, нечаянно, зашелъ къ вамъ."-- A ты что, кормилецъ, видно холопъ пріѣзжихъ господъ?-- "Да, голубушка, я лакей." -- Какой-то, вишь, ендаралъ пріѣхалъ къ нашему барину, и весь въ звѣздахъ; посмотрѣла-бы я на него, что это за ендаралы такіе.-- "Да кто-жъ тебѣ мѣшаетъ? Выдь на улицу: онъ сей часъ здѣсь проѣдетъ." -- Да, поди-ка ты! Покажись только при немъ на улицѣ въ этомъ зипунѣ, такъ изуродуютъ, что не скоро забудешь.-- Пронскій съ состраданіемъ смотрѣлъ на нихъ. "Скажи, старушка: неужели y васъ и квасу нѣтъ, что вы воду пьете?" -- Вишь ты какой! Да откуда взять квасу? Мы и хлѣбъ пополамъ съ мякиною ѣдимъ.... Да что вы, молодицы, такъ тутъ замѣшкались? послѣ поѣдите; ступайте-ка, ступайте; того и гляди, что за васъ еще старика моего побьютъ.-- Пронскій вынулъ десяти рублевую ассигнацію и подалъ старушкѣ. "На, тебѣ, бабушка! Купи соли, да чистой хорошей муки, на хлѣбъ и на квасъ." Старуха смотрѣла на него, выпучивъ глаза, и, отъ удивленія, не знала, что отвѣчать. Съ стѣсненнымъ сердцемъ вышелъ онъ изъ избы.

У воротъ нашелъ онъ того-же старика, сильно аттакованнаго молодымъ парнемъ, десятскимъ, который хотѣлъ его бить за то, что бабъ и ребятишекъ нѣтъ. "Э, полно, Сидорко, лаяться-то!" отвѣчалъ старикъ. "И безъ тебя тошно. Съ утра маковой росинки во рту не было, а ты еще ругаешься. Довольно и одной собаки, прикащика, а тебѣ-бы не кстати бранить старика, еще дядю. Бабы проголодались и пошли поѣсть; за разъ будутъ назадъ." -- Да не льзя-же, самъ ты вѣдаешь: коли прикащикъ увидитъ, что ихъ нѣтъ, то мнѣ-же достанется, Но, постой, я побѣгу, позову ихъ. Еще демонъ нашъ (такъ называли они своего помѣщика) во дворѣ y дѣдушки Кузьмы; вѣстимо, бабы твои и ребятишки успѣютъ подойдти." -- Онѣ въ самомъ дѣлъ пришли въ это время, и десятскій отправился далѣе.