Семейство Абэ - [5]

Танака — потомок того Окику, что оставил миру «Сказание О кику». Он был близок к Тадатоси еще с той поры, когда оба обучались в монастыре Атагосан. Тадатоси намеревался тогда постричься в монахи, а Танака потихоньку его отговаривал. В дальнейшем он служил у Тадатоси за содержание в двести коку. Он был искусен по части вычислений. Состарившись, Танака получил право сидеть в присутствии господина, не снимая головного убора. Его просьба о разрешении на самоубийство была отклонена. Тогда восемнадцатого числа седьмого месяца он вонзил себе в живот короткий меч и так отправился бить челом, после чего получил дозволение. Помогал ему Като Ясудаю.

156

Хондзё происходил из провинции Танго. Случилось так, что он оказался не у дел и нанялся постельничим к Хондзё Кюэмону, служившему у князя Сансая. После подавления мятежников в Накацу ему было назначено содержание на пятерых и дарован надел в пятнадцать коку. С этого времени он принял фамилию Хондзё. Совершил харакири двадцать шестого числа четвертого месяца.

Ито — самурай, состоявший при кухне. Покончил с собой двадцать шестого числа четвертого месяца. Помогал ему Кавакита Хатискэ.

Уда — бродячий самурай из рода Отомо. У Тадатоси получал сто коку. Совершил харакири двадцать седьмого числа в собственном доме. Возраст — шестьдесят четыре года. Помощником был Табара Камэй, вассал Мацуно Укё.

Нода — сын знатного самурая Ноды Мино из рода Амако, служил за жалованье. Совершил харакири двадцать шестого в храме Гэнкакудзи. Помощником был Эра Ханъэмон.

О Цусаки пойдет речь особо.

Кобаяси получал содержание на двоих и имел доход в десять коку. При совершении харакири ему помогал Такано Канъэмон.

Хаяси — сын крестьянина из деревни Симодамура уезда Нанго. Тадатоси назначил ему содержание на десятерых и определил доход в пятьдесят коку. Служил он в усадьбе Ханабатакэ садовником. Харакири совершил двадцать шестого числа в храме Буцугэндзи. Помощником был Накамицу Ханскэ.

Миянага получал содержание на двоих и имел доход в десять коку. Он самым первым испросил дозволения на самоубийство. Совершил харакири двадцать шестого числа в Дзёсёдзи. Помогал ему Ёсимура Каэмон.

Одних похоронили в тех храмах, к которым они были приписаны; других — в горах, рядом с усыпальницей князя за воротами Кораймон.

Большинство покончивших с собой состояли на жалованье. Среди них примечательна фигура Цусаки Госкэ, его участь

157

заслуживает особого внимания. Госкэ был псарем у Тадатоси, он получал содержание на двоих и жалованье шесть коку. Неизменный спутник Тадатоси на соколиной охоте, он очень полюбился князю. По его настоятельной просьбе князь дал ему позволение на самоубийство. Самураи более высокого ранга роптали:

— Есть люди, получавшие побольше твоего и имевшие заслуги, ты же всего лишь псарь. Тебе оказана великая честь, князь уважил твою просьбу. Разрешение дано, и ты вправе его использовать, но можешь и не умирать, а послужить молодому господину.

Госкэ не стал их слушать. Седьмого дня пятого месяца он взял собаку, с которой никогда не расставался, и направился в храм Кориндзи в Оимаваситахата. Жена проводила его до ворот и сказала:

— Ты мужчина не хуже других, так не осрамись же перед теми, кто выше рангом.

Семья Цусаки была приписана к храму Осэйин, но идти в этот храм высшего разряда он постеснялся. Местом своей смерти он избрал Кориндзи. Когда Госкэ подошел к кладбищу, там его уже ожидал Мацуно Нуиноскэ, которого он просил быть помощником при совершении харакири. Госкэ сбросил с плеч травянистого цвета котомку, достал из нее коробочку и открыл крышку: там лежало два рисовых колобка. Госкэ положил их перед собакой; собака смотрела на него, виляла хвостом, но колобков не трогала. Госкэ обратился к ней, словно к человеку:

— Тебе, животному, возможно, и невдомек, но дело в том, что князь, наш бывший хозяин, скончался. Все знатные самураи, жившие милостью господина, сегодня совершают харакири, чтобы последовать за ним. Я человек маленький, но был обласкан князем и обязан ему не меньше, чем знатные господа. Вот я и решил умереть. После моей смерти ты превратишься в бродячего пса, и думать об этом мне горько. Соколы князя покончили счеты с жизнью в колодце храма Сюунъин. А что будет с тобой? Хочешь, умрем вместе? Если ты предпо-

158

читаешь стать бродячим псом, съешь эти рисовые колобки; если согласен на смерть — не прикасайся.

Произнося эту речь, Госкэ не сводил глаз с собаки. Та смотрела ему в глаза и колобков по-прежнему не трогала.

— Значит, ты выбираешь смерть, — заключил Госкэ. Собака тявкнула, вильнула хвостом. — Тогда умри! — С этими словами Госкэ приподнял ее и зарубил единым взмахом меча.

Тело собаки Госкэ положил возле себя. Затем достал из-за пазухи исписанный листок бумаги, расправил его на земле и придавил сверху камнем. Однажды на поэтическом турнире в чьей-то усадьбе Госкэ видел нечто подобное и теперь на сложенном вдвое листке заготовил стихи собственного сочинения: «Знатные воины мне говорили: ты можешь остаться. Но Госкэ таков, что его не заставишь остаться!» Подписываться он не стал, в стихах уже сказано «Госкэ», зачем же второй раз писать имя? Все сделано по обычаям старины, кажется, никаких упущений. После этого Госкэ принял, как полагается, сидячую позу, обнажил живот и сказал: