Семейный отдых в Турции - [6]

Щеки Егора украшал тугой карминный румянец, глаза были опушены густыми, длинными, почти женскими ресницами, кожа на щеках была гладкая, чисто выбритая, единственное, что подкачало, - зубы. Зубы были испорчены ранним курением, пожелтели, потускнели, пошли какими-то пятнами.

Сзади, почти впритык, подпирая бампером машину Бессонова, остановилась иномарка, ведомая Антоном. Антон быстро выскочил из автомобиля, подбежал к бессоновской машине, заглянул внутрь с напряженным лицом. Спросил у напарника:

- Тебя не обижали?

Тот усмехнулся:

- Меня обидишь... Где сядешь, там и слезешь. - В недоброй уверенности этих слов послышалось что-то беспощадное, и боль, затихшая было в Бессонове, вспыхнула снова. - Ну что, пошли? - предложил Егор, открывая дверь машины.

- Да, пора разобраться, - согласился с ним Антон и, сделав услужливый жест, также распахнул дверь машины со стороны Бессонова, провел рукою по воздуху, будто держал шляпу с перьями: - Прошу!

Бессонов вздохнул, хотел было отрицательно покачать головой, но вместо этого лишь снова устало вздохнул и вылез из машины. Отстранив Антона в сторону, прошел чуть вперед, осмотрел примятый капот, бампер, косо съехавший набок и сорвавшийся с одного крепления, поправил погнувшийся номер, колупнул ногтем скол растрескавшегося стекла фары, горестно склонил голову.

Сейчас ведь как начнешь ремонтировать машину, так и увязнешь в этом ремонте, скинешь последние штаны и все равно будешь в долгах как в шелках. Но ладно бы только своя машина - тут ещё покуроченная иномарка этих двух юных гангстеров! Бессонов посмотрел в далекое равнодушное небо, темное и холодное, лишенное звезд, света и вообще всякой жизни. Ему захотелось очутиться где-нибудь вдали от Москвы, от этих двух бандитов, от холода и машинного грохота, от всего недоброго, что окружало его!..

Он постучал пальцем по капоту машины, позвал жену:

- Ма-ать! Вылезай! Пойдем гостей чаем поить.

Жена даже не шевельнулась, она как сидела на своем месте, так и продолжала сидеть. Лицо - бледное, скорбное, будто на похоронах, под глазами припухлости, рот плотно сжат.

У Бессонова дрожь внутри стихла, он успокоился и теперь оценивающе поглядывал на молодых людей. Обошел машину, открыл дверь, приглашая жену выйти.

- Еще не вечер, маленькая, - сказал он ей ласково, будто ребенку. Так он когда-то и называл жену: "Маленькая". - Успокойся! Все будет в порядке.

Протянул к ней подрагивающую руку, испачканную смазкой, грязным московским снегом, вовремя заметил грязь и опустил руку в карман. Помял там пальцами подкладку. Жена вздрогнула, прижала к носу платок, бледное, с истончившейся восковой кожей лицо её немного порозовело, она вздохнула и так, с платком у лица, выбралась из машины. Бессонов повернулся к молодому человеку, неотвязно следовавшему за ним.

- Вас, кажется, Егором зовут?

Тот кивнул в ответ, показал пожелтевшие, в пятнах зубы.

- Егором.

- Так вот, господин Егор, ножичек свой в машине оставьте.

- Зачем?

- С ножом и кастетом я вас в дом не пущу.

- Ты чего, дядя, бояться перестал?

- Ты посмотри кругом, - на "ты", грубовато, тем же тоном, которым с ним объяснялся Егор, проговорил Бессонов, сделал рукой круговое движение, посмотри, сколько народу во дворе находится. Стоит мне только крикнуть, как бабки тебя семечками заплюют. Не отскребешься. Тут таких, как ты с твоим приятелем, очень не любят.

- Чихал я на это с высоты Останкинской башни, с самого верха...

- Таких не только здесь - во всей стране не любят. Так что нож и кастетик свой с отщелкивающимся лезвием оставьте в машине. Скажи дружку своему об этом! Иначе в дом не пущу.

- Ладно, - неохотно произнес Егор, достал из кармана нож, потом забрал у Антона кастет и, открыв дверь иномарки, сунул "личное оружие" в бардачок. Что-то сказал Антону, тот зло, колко глянул на Бессонова, рванулся вперед, но Егор удержал его, проговорил громко, так, чтобы его услышал Бессонов:

- Погоди! Потом! Не сейчас...

Антон утих так же быстро, как и воспламенился, Бессонову люди с таким характером были хорошо знакомы, - их обычно хватает ненадолго, они быстро выдыхаются.

- Ну что, оставили свое личное оружие? - спросил он, когда молодые люди, поигрывая кожаными плечами, подошли к нему. Здесь Бессонов их не боялся - боялся там, в незнакомом месте, на трассе, где произошло ДТП дорожно-транспортное происшествие, а здесь он был дома, здесь ему не только бабки с выщербленными зубами помогали - помогали даже стены.

- Оставили, оставили, - Егор не выдержал, усмехнулся.

- Тогда за мной! - скомандовал Бессонов. Он пытался сейчас взять инициативу в свои руки - понимал, что тот, кто будет наверху, тот и победит, и ему очень важно было сейчас оказаться наверху, не дать этим юнцам наступать себе на ноги, на руки, на горло. Лица у юнцов были растерянные, в глазах заплескалось что-то тревожное - они не рассчитывали встретить во дворе столько народа, - ведь действительно каждый из присутствующих кинется на помощь Бессонову, а не к ним. Бессонов довольно покашлял в кулак. Он окончательно пришел в себя.

С другой стороны, он понимал - кожаные юнцы также виноваты в аварии. Они слишком резко тормозили на скользкой дороге. Ни одна машина в мире, никакой "форд"-расфорд не сумеет так быстро затормозить. А уж бессоновская машина-старушка - тем более.