Семейный круиз - [13]
— Иди ко мне, — повторил он.
Корд поспешно вставил в диффузор лаванду, включил режим распыления и поспешил через комнату к своему жениху.
Жениху!
В самый разгар Франклин вырвался из кухни, вошел в спальню и бочком попытался забраться на кровать.
— Твоя… чертова… собака, — сказал Джованни.
— Наша собака, — поправил его Корд. — Да, да, это теперь НАША СОБАКА, ДЖОВАННИ!
Франклин взглянул на обоих с отвращением.
Потом Джованни закурил сигарету.
— И все-таки, какие у тебя планы насчет пса? — спросил он.
— В каком смысле? — Корд следил за выражением лица Джованни. Одинокий голос в голове сказал: Сейчас он потребует, чтобы ты избавился от Франклина. Скажет — или он, или собака, выбирай.
— В смысле нашего венчания, — ответил Джованни. — Он поведет нас к алтарю, а на ленточке вокруг шеи будут висеть обручальные кольца? Или он будет подружкой невесты и понесет букетик вместе с дочками твоей сестры и множеством моих прелестных племянниц?
Спазм в животе (вечный предвестник краха) отпустил.
— Он понесет наши кольца, — сказал Корд.
— Класс, мне нравится, — сказал Джованни.
Корд смотрел, как струится к потолку струйка дыма от сигареты Джованни. Он закрыл глаза. Его переполняло счастье. В этом и состояла радость выздоровления: ты открываешь двери для боли, терзания, но вместе с ними входит и радость — полновесная, сияющая и чистая как слеза.
Джованни продолжал что-то говорить, но Корд выключил его голос, глубоко вдыхая запах лаванды вперемешку с сигаретным дымом.
— Ты меня слушаешь или нет? — спросил Джованни.
— Прости, что?
— Я сказал, — повторил Джованни, — что мы вместе больше года и помолвлены. Когда я познакомлюсь с твоей мамой и сестрами?
— Я скажу когда. — Корд сел в кровати. — Мне нужно еще доделать кое-какие дела.
Джованни выглядел обиженным, явно намереваясь прекратить этот разговор. Вздохнув, он спросил:
— У тебя что, тайная встреча в супер-пуперской компании, благодаря которой мы разбогатеем?
— Если я раскрою секрет, мне придется убить тебя.
— Ух ты. И когда я смогу уйти на отдых? — спросил двадцатипятилетний Джованни, который всего лишь третий год преподавал рисование в средней школе и итальянский язык — в Дальтонской школе искусств.
— Скоро, — ответил Корд. На носу было размещение IPO[28] компании «Третий глаз», и тогда Корд получит свою долю и здорово разбогатеет. Если только их продукт, связанный с виртуальной реальностью, действительно такой потрясный, в чем Корд был абсолютно уверен. Он «испытал» его на собственной шкуре 535 дней назад, когда напился в последний раз и оказался в полной отключке.
Джованни затушил сигарету в пепельнице, стыренной Кордом в юные годы в гостинице «Плаза».
— Ты со мной ради моих денег? — спросил Корд шутливым тоном, а его одинокий голос ответил: Да.
— Я с тобой ради твоего тела, — сказал Джованни.
Корд улыбнулся. Все-таки встречи с персональным психологом Тэтчером не прошли даром.
— Так ты меня предупредишь? — спросил Джованни. — Ну, насчет моего знакомства с Шарлоттой Перкинс?
— Не называй ее так.
— А как я должен ее называть?
— Не знаю. — Корд поднялся с кровати. — Правда не знаю.
— Я не из тех, кто долго ждет и мучается, — мягко сказал Джованни, но слова прозвучали как пощечина. (Одинокий голос потом будет повторять их весь день.)
Джованни родился в американо-итальянской семье, и свой каминг-аут совершил в тринадцать лет. Стал президентом клуба ЛГБТИ[29]в своей школе, о чем в Деревенской дневной школе Саванны и слыхом не слыхивали, ибо в 1980-х годах в их городе не было ни Л, ни Г, ни Б, ни Т, и уже тем более И. Корд настолько долго жил в двух разных мирах, что уже нарисовалось два Корда: один на Манхэттене, а другой — тот, что временами навещал своих в Саванне.
Саванный Корд: во всем правильный, немного нервный, уходящий от вопросов, рвущийся обратно в Нью-Йорк, ибо каждая минута притворства превращалась в муку. Зная, что сильно огорчает свою мать, он тем не менее перестал быть Саванным Кордом вот уже как семь лет. Но невозможно полностью прервать отношения с семьей. Или все-таки можно?
Попытаться стоит.
Он общался с каждой из сестер по электронной почте и через эсэмэс, пересылая фотки, обмениваясь шуточками, соревнуясь в остроумии. (Причем никто из них заведомо не повторялся: между сестрами возникла воистину шекспировская вражда, и каждая оградилась от другой каменной стеной.) Реган засыпала Корда гифками женщин в разной степени офигевания — рвущих на себе волосы (OMG, WTF)[30] или с огромными бокалами в руках (TGIF!)[31]. Ли с Кордом обменивались фотками людей в полоумных прикидах, сопровождая их язвительными комментариями вроде — «очередная Джоан Риверз[32] на красной дорожке жизни». Являлось ли это проявлением родственных отношений или от семьи остались одни лишь фантомы?
А действительно родные братья и сестры при встрече становятся такими, как в детстве? И возможно ли повзрослеть, по-прежнему присутствуя в жизни друг друга? Может быть, отстраненность — это нормальное, здоровое проявление личности? Но если так, то почему порой Корду казалось, словно его лишили руки или ноги? Или аппендикса — сразу двух, потому что эти аппендиксы перестали общаться по вине хирурга, которого звали Мэттом.
