Семейные тайны - [3]

Далее, опрос соседей Бабуровых показал, что это был не первый и не единственный случай, когда Пётр не появлялся дома несколько дней кряду. Видимо, потому Лида и подала прошение на розыск мужа лишь первого августа, спустя более чем седмицу после его исчезновения.

Содержались в деле и бумаги, всегда сопутствующие розыску — в основном допросные листы. Губные допросили всех, пересечение чьих жизненных дорог с жизненной дорогой Петра Бабурова стало им известно — учителей в школе, нескольких школьных товарищей, соседей, доктора Ломского и всей прислуги в его доме, врачей, сестёр и служителей Головинской больницы, приказчиков Эйнема. Я решил заказать Шаболдину сделать с них списки — возвращаться к этим бумагам мне придётся не раз и не два, а дословно запомнить их содержание невозможно. Однако уже сейчас я видел в некоторых из них огрехи и провалы, совершенно меня не устраивавшие. Что ж, постараюсь и с этим разобраться.

Главное же — ничто в деле даже не намекало на то, как можно было бы объяснить исчезновение Бабурова. Вообще ничто. И потому оставалось непонятным, где искать его останки. Ладно, глаза, как говорится, боятся, а руки делают. Начал я с разговора с Шаболдиным, что состоялся, когда я вернул ему дело.

— Знаете, Алексей Филиппович, что мне в этом деле не нравится? — похоже, я пришёл вовремя. Пристав явно был настроен со мной поговорить, видать, общение с сослуживцами и подопечными ему к концу седмицы успело как следует надоесть. Я, понятно, показал самое искреннее внимание, играть тут мне не пришлось.

— Вот смотрите. Бабуров, не имея никакого законного дохода, стеснён в средствах не был. Значит, был у него доход незаконный. Так ведь?

Я согласно кивнул — мол, продолжайте.

— Раз незаконный, то значит воровской. Вряд ли Бабуров имел какое-то достойное занятие, которым занимался тайно, чтобы не платить налогов. А у воров же главный закон какой? Каждый за себя. Да, с губными они не шибко разговорчивы, но ежели вора потрясти как следует, да припугнуть, что его молчание ему же боком выйдет, он о других-то ворах много чего расскажет. Но про Бабурова никто, повторюсь, никто ни единого слова не сказал! — в сердцах Шаболдин едва не выругался.

— А чем вы такое можете объяснить? — вот тут мне стало интересно по-настоящему.

— Тут объяснений может быть немало, — задумчиво произнёс пристав. — Бывает, что шайка настолько сплочённая, что никто там даже не осмелится не то что сказать, помыслить против главаря. Но это не наш случай — уж главарём Бабуров точно не был, не того полёта птица.

Бывают воры-одиночки, но это тоже не здесь — такие по блядням не ходят, содержат постоянных девок. Да и вообще, у этих всё поведение иное, не такое, как у Бабурова было. Бывает, что жертвы воров сами на руку нечисты и потому к нам не приходят. Но такие воры, которые своего же воровского брата обижают, среди воров все наперечёт, и всегда найдётся кто-то, кто нам о них по-тихому шепнёт. Да много чего бывает!.. — Шаболдин опять чуть не ругнулся. — Уж мы и так, и этак тут копались, и ничего. Ни-че-го!

— То есть сам Бабуров жертвой воров стать не мог? — сделал я вывод из сказанного приставом.

— Да нет, мог, конечно, — после недолгой паузы ответил Борис Григорьевич. — Но...

Я терпеливо ждал продолжения и после ещё одного недолгого перерыва оно последовало.

— Если так, очень уж тщательно тут всё проделано. Тела мы так и не нашли. Да что мы — монахи не смогли! Поверьте, Алексей Филиппович, моему опыту, так поступают в тех лишь случаях, когда речь идёт о больших деньгах. Об очень больших. Или когда замешаны большие люди. Бабуров большим человеком и сам не был, и никаких его связей ни с кем из таких мы не нашли. А большие деньги... Ну откуда они у него? Да, к блядям Аминовой ходить, тут жалованья приказчика не хватит, но это всё равно не те деньги, за которые убьют так, что монахи не найдут тела.

— То есть, Борис Григорьевич, если я вас правильно понимаю, уровень исполнения преступления никак не соответствует уровню жертвы, — заключил я.

— Вот, Алексей Филиппович, именно так! — пылко поддержал меня пристав. — Никак, никак не соответствует! Самую суть вы ухватили! Вот потому мы тут никакого просвета не видим...

— Что же, Борис Григорьевич, я вас понял, — а ещё я понял, что ничего полезного сейчас больше не услышу и пора мне и самому домой возвращаться, и пристава домой отпустить. — Посмотрю, что тут можно сделать. Мне бы списки с допросных листов получить, не посодействуете?

— Обязательно, — пообещал Шаболдин. — Уж как вы можете посмотреть, я знаю, так что на вас только и остаётся надеяться. Я списки вам или сам занесу или человека пришлю, и уж никак не позже вторника.

Ладно, эту часть расследования я мог считать выполненной. По крайней мере, теперь хоть есть с чего начать. На очереди пункт следующий...

К выполнению этого следующего пункта я приступил за завтраком после замечательной ночи, проведённой с Лидой. Эх, жаль, конечно, портить себе и ей послевкусие, но деваться некуда.

— Лида, — я отставил чашку со слишком горячим чаем, — а почему ты мне про Петра рассказала не всё?