Семейные сны - [5]

Я спустил воду и, ободренный ярким светом собственной мысли, давшей мне желанное успокоение, твердым шагом вышел в коридор.

5.

Жена сидела за письменным столом и что-то сосредоточенно писала. Не оборачиваясь, она отчеканила:

- Зло не должно остаться безнаказанным! Я написала твоему отцу... Пусть знают!

- А о чем написал?

- На, прочти!

Я взял листок.

ОБРАЩЕНИЕ

Обращаюсь к Вам как к главе семейства. Судьба вашего внука и продолжателя вашего рода в ваших руках!

В последнее время вокруг нас с ребенком создана невыносимая обстановка. Сразу же после роддома на нас посыпались удары, окрики, придирки и т.д. Меня буквально пинали. И это тогда, когда швы еще не срослись, когда я не могла ни садиться, ни нагибаться, Моя чаша переполнилась. Я перестала с ней здороваться и чуть не попала в клинику неврозов (после того когда после очередной встряски у меня пропало снова появившееся молоко).

Все решила безобразная сцена, когда меня обвинили в убийстве кота! (Жаль, что я его не убила.)

В такой жестокой атмосфере я и мой ребенок - ваш внук - больше жить не можем. Поэтому я вынуждена с еще совсем не окрепшим ребенком, которому едва два месяца, да и я с неврозом, уехать. Пусть ответственность ляжет на вас.

Выводы:

1. Моральный облик старшего поколения оставляет желать лучшего (воровство, жадность, грязь, лень - можно продолжать, но лучше остановиться).

2. Нашей молодой семье никто не помогает, а, наоборот, выживают нас с ребенком.

3. Находиться в одной квартире с такими, с позволения сказать, родителями тяжело и морально, и физически.

4. Обратно с вашим внуком я вернусь, если нам создадут нормальную человеческую обстановку.

- Исправь только... у тебя: "моя чаша переполнилась"... Чаша терпенияпереполнилась.

- Исправь!

Я взял ручку, сделал вставку.

- А может, "воровство" заменить? Не слишком ли сильно сказано?

Жена вскочила со стула.

- А то, что они с отца две тысячи содрали... с инвалида... это не воровство?! А с нас за квартиру по пятнадцать рублей в месяц... сдирают, когда у нас денег совсем нет... это не воровство?!

- Ну тогда напиши: "вымогательство".

Она недовольно кивнула. Над словом "воровство" я надписал слово "вымогательство" и возвратил письмо.

- Перепишу и пошлю.

- Ты действительно собираешься уехать?

- А что остается? Жить с этим дерьмом?! Нет уж!

- Думаешь, у твоих родителей будет лучше?

- Еще бы!

6.

Ночью мне не спалось. Жена, уткнувшись носом в одеяло и свернувшись клубком, слегка сопела во сне, тихо-тихо, как мышка. Гудел холодильник.

Когда-то я панически боялся смерти. Иной раз, после нелепого сна, полного мрачных предчувствий, я просыпался в поту с жуткой мыслью, что бабушка наверняка умерла. Вскочив с постели, я тревожно шел в туалет и заглядывал в комнату бабушки: дышит ли она, поднимается ли одеяло вместе с громадой ее груди. Кажется, все мое детство прошло под ее присмотром (родители, по забытым теперь причинам, подкидывали меня бабушке на целые месяцы). Она кормила меня щами и треской, тогда еще водившейся в магазинах, лечила от поноса яйцами вкрутую и крепким чаем. По праздникам варила холодец и пекла пироги...

Словом, сейчас я думал: смерть бабушки была бы единственным верным средством, выходом из создавшегося положения. Как ни гнал я от себя эту мысль, она упорно возвращалась, соблазнительно рисуя преимущества дополнительной жилплощади и семейного спокойствия.

Я встал с кровати и пошел в туалет. Бабушкина дверь была полуоткрыта, так что сразу бросались в глаза большие, расставленные в стороны пятки, торчавшие из-под одеяла. Почему-то в фильмах о революции и гражданской войне обязательно попадается сцена, где эти пресловутые пятки высовываются откуда-нибудь из соломы, а телегу с мертвецом непременно влачит дохлая лошаденка. В призрачном лунном свете я всматривался в эти пятки с тупым вниманием...

Вдруг мне почудилось какое-то шебуршание. (Шел второй час ночи.) Я подкрался к входной двери, приложил ухо к двери:

- Зараза! Вот хреновина! Наделали хренодель!.. Яп...понский городовой...

Это папа копался в замке и пытался открыть дверь. Он не знал, что бабушка подперла дверь толстой железной палкой, предохранявшей от воров.

Я открыл ему. Папа злобно сбросил громадный рюкзак и включил свет в коридоре.

- Опять все тапки разбросал! Сколько раз говорил: убирай тапки в калошницу... Тебе все как об стенку горох...(Он наконец отыскал в куче свои тапки и водрузил их на ноги.)

- Я не рассчитывал, что ты сегодня приедешь...

- Да!.. Правильно! Если б я не приехал, ты б вообще не убирался... В грязи зарос...

Он ушел к себе. И через минуту оттуда раздался его голос:

- Ты что мне здесь на телевизоре... книги свои навалил?! Я их выброшу в мусоропровод, если будешь наваливать! Ну-ка, убирай... сейчас же... Чтоб я не видел...

Папа вынес кучу книг и бросил их на пол в коридоре.

- Ты, видно, с мамой поругался... А вымещаешь на мне!

Я собрал книги.

В первую минуту папа не нашелся, но потом привычно выдавил:

- Дармоед! Неблагодарная скотина! - и захлопнул дверь.

7.

С утра пораньше бабушка рьяно принялась отыскивать кота. Она тыкала шваброй, как миноискателем, под кроватями, диваном, шифоньером - везде, кроме нашей комнаты. Разобрала балкон, предположив, что, может быть, умирающий кот заполз в самый дальний угол - за ведро с квашеной капустой, чтобы люди не увидели его предсмертных судорог. Но нет: кота не было и там.