Семейные портреты - [97]

Тут, видимо, необходимо понять душевное состояние старшего ребенка. Ведь и впрямь отняли родители у него и любовь, и внимание, и даже какие-то материальные блага. Значит, самое лучшее как-то так обставить эти потери, чтобы то было самоотречение добровольное, чтобы оно приносило старшему ребенку моральное удовлетворение. На мой взгляд, эта ситуация будет складываться менее болезненно, если первенцу будет предоставляться право выбора: как использовать силы, средства родителей, в чьих интересах — его или малыша. Но, конечно, с объяснением, кто и в чем и в какой степени нуждается.

Скажем, такой пример: старший просит купить новые хоккейные ботинки с коньками, а родителям необходимо приобрести коляску для меньшого. (Варианты, как вы сами понимаете, тут возможны любые.) Если решительно отказать старшему в просьбе и сослаться на малыша как на причину возражений, то тем самым только углубить ревнивое чувство к новому члену семьи. Предложить старшему самому решить, что важней и нужней: его коньки или коляска. И наверное, не стоит обрушивать упреки, если сначала решение будет в собственную, старшего, пользу. Может, даже стоит исполнить его желание, но при этом показать, как всем остальным членам худо из-за этого.

Ну а уж если старший брат отдаст предпочтение малышу, то нет надобности скупиться на похвалу и на демонстрацию того, как всем хорошо от такой самоотверженности. И вообще лучше всего подмечать и подчеркивать все добрые шаги брата или сестры в сторону малыша, нейтрализуя всевозможные оплошности старших детей. Они ведь еще только учатся новому состоянию, новым чувствам и отношениям. Умение вести себя с учетом интересов другого человечка не появляется сразу даже у родителей. А от подростка ждать его немедленно просто наивно.

Нетерпеливость же родителей приводит к результатам, обратным ожидаемым. Раздражение, ворчание, попреки, что слышит мальчик или девочка, выросшие прежде в атмосфере неги и любви, пробуждают желание причинить боль и страдание, тому, кто нарушил благополучие. Вот и слышит мать, как старший дразнит меньшого, а то мимоходом подзатыльником зацепит, отбирает у него сладости, игрушки, что вовсе большому не нужны. А мама кричит, срамит «негодника»: обижает, мол, слабого, малого, дурной человек! И конечно, усугубляет, а не ослабляет неприязнь.

И совсем по-иному складываются отношения старших с малышами, когда у матери и отца хватает такта и разумения «влюбить» первенца в меньшого. Вот тогда и становятся заботливыми «маленькими мамами» старшие сестры, а братья — опекунами несмышленышей.

Действительно обязанности старшей дочери в многодетной семье сродни материнским. А значит, и отношение к ней меньших ребятишек. Ведь едва новорожденный появится в доме, у нее уже забот выше головы. Мать к малышу словно пришита, а старшая и в консультацию сбегать, и в магазин, и посуду помыть, пеленки постирать. Потом частенько ей поручают малыша в ясли отнести, оттуда его забрать, когда родители задерживаются на работе. Идет время, растет маленький. Глядишь, он к своей «няньке» тянется, пристает, уроки делать мешает, зовет играть, гулять. Как хвостик, за старшей сестрой везде плетется. Даже когда подрастает, ревет вслед спешащей на свидание сестренке: «И я с тобой».

Потом меньшой идет в школу. И новые заботы у старшей.

— Позанимайся с ним, — просят родители, — мы не знаем программы (или все уже перезабыли).

А сколько обид и ссадин принимает на себя старшая, защищая в дворовых баталиях своих подопечных! Сколько горьких слез прольет, когда ей влетает от родителей за то, что прозевала, недоглядела и шишка появится уже у младшего.

И при всем при этом все лучшее, все самое вкусное не ей, младшему. И еще она не должна обижаться, ревновать. У нее, видишь ли, все это уже было, может, даже щедрей, поскольку первая… Что ж, все это верно, но что нам за радость от позавчерашних ласк матери, что за удовольствие от позапрошлых забав и сладостей. Нынче-то все мимо рта. Но в будущем взрослые обещают немалые преимущества от нынешних ее забот и работ. Первенцы в большой семье, как правило, легче и быстрее становятся самостоятельными, лучше переносят всяческие жизненные испытания. И грядущее материнство им не в тягость: все-таки немалый опыт ведения хозяйства приобретен, и с младенцем обращаться научилась. И конечно, надежда есть, что все ее старания зачтутся ей меньшими, и не оставят они ее своей поддержкой в тяжкую годину.

…В тяжкую годину? Как поведут себя во время сестринской невзгоды младшие, бог весть. А вот мне довелось видеть удивительные примеры самоотверженности старших в военную пору. Помню блокадный Ленинград. В школьной столовой, где нам выдавали скудное дополнительное питание, сразу было видно, кто сам здесь кормится, ни о ком не заботясь, а кому надо свою порцию делить с младшими. Никто не удивлялся тому, что иные девчонки только отхлебнут ложку-другую щей из темных листов капусты (из хряпы, так мы называли это едиво), все остальное сливают в стеклянную банку с металлической крышкой или в солдатский котелок.

Как взрослые, обсуждали мы насущные проблемы жизни: где можно отоварить карточки без прикрепления и как лучше растапливать «буржуйку». В то время эта наука была важней всех школьных предметов. Написала эти строки и подумала: уже пора переводить непонятные для молодых слова. Что за «карточки», куда «прикрепленные», как это — «отовариваться», что за «буржуйка»?.. Мы хорошо знали смысл, заложенный в вечных словах: «хлеб», «вода», знали истинную цену жизни и смерти. Оттого нашим родителям не приходилось ломать голову над тем, как приобщить нас к взрослой жизни, как преодолеть переходный период. У нас не было «перехода», мы сразу становились взрослыми. И по полному счету отвечали за себя и за передоверенных нашим рукам младших. Ведь в сражающемся городе, как и во многих тыловых, матери нередко были на казарменном положении, днями и неделями не покидали своих рабочих мест. И весь дом тянули девчонки, (а то и мальчишки, которых еще на завод и в ремесленное не принимали). И вытаскивали, выхаживали своих сестренок и братишек, ставили их на ноги, сохраняя отцу с матерью радость и надежду.