Семейное счастье - [6]

…И вот на учебник физики упал букетик ландышей. За решеткой двора стоял молодой летчик. Он смотрел на Сашу. Потом он поднял руку и стянул с головы пилотку, темные волосы рассыпались и упали на лоб. Из-под темных бровей смотрели глаза — коричневые, большие и теплые. Стояла ранняя весна, но лицо было обветренное, загорелое, и особенно белыми казались зубы, в мгновенной улыбке осветившие лицо.

Было странно, что он в военной форме, — перед Сашей стоял юноша, почти ее ровесник. Рукава гимнастерки были чуть коротковаты, и большие сильные руки как будто выросли из них.

Она подошла к решетке, из-за решетки обдал ее все тот же коричнево-ясный, светлый взгляд. Губы были твердого, чистого рисунка, а ресницы длинные, как у девушки.

— Как вас зовут? — спросила Саша.

— Андрей. А вас?

— Заходите к нам, — сказала она вместо ответа. Она и вправду могла сказать так: этот двор принадлежал ей — и двор, и скамейка, и каштан.

Он сел на скамейку, и оба разом замолчали. Стало неловко. Оба почувствовали эту неловкость и почему-то засмеялись. И Саша поняла, что общность взглядов у них полная. И еще Саша поняла, что любовь с первого взгляда бывает.

Что долго рассказывать? Экзамены полетели вверх тормашками. Саша сдавала их, но она больше ничего не учила — ни биологию, ни историю, ни алгебру.

Она никогда не думала, что можно так бездумно и легко дойти пешком от Серебряного переулка до Воробьевых гор. Они шли и молчали. Иногда, поднимая голову, она видела рядом смуглый мальчишеский профиль, твердый подбородок, как будто давным-давно знакомую твердую линию губ. И она спрашивала себя: как я жила прежде?.. Как будто можно называть жизнью завтрак, обед, школу, учебники.

Они шли рядом, но он не брал ее под руку. И она отстранилась, когда случайно, при переходе через улицу, ее плечо коснулось его руки.

И вот были сумерки, над головой шелестели деревья Нескучного сада, а под ногами шуршал песок дорожек. Его рука чуть приподнялась и опустилась. Затаившись, испуганная Саша ждала. И опять поднялась рука, рождая страх и надежду, робко, нежно коснулась Сашиной руки и, осмелев или, может, отчаявшись, крепко сжала Сашины пальцы.

Так вот чего она ждала! Так вот что ей было надо! И будто услышав, Андрей уже не отпускал ее руки. Они шли, как двое детей, по дорожкам сада, держась за руки, не глядя друг на друга, по новой, только что открывшейся им стране. И вдруг, как гром среди ясного неба, раздался свисток. Перед ними стоял милиционер. Он глядел сурово, и голос его звучал холодно, когда он сказал:

— Попрошу освободить территорию, парк закрывается!

Снова они попали в шум улицы, в сутолоку машин, в толпу. Но их страна была обитаема, они были не одни. Саша вдруг поняла: в этом большом городе, где шла, не останавливаясь, своя, деловая жизнь, было много влюбленных. Они стояли в подъездах, сидели на скамейках бульваров, шли по улицам, взявшись за руки. Их толкали, им говорили: «Да посторонитесь, загородили дверь!» На них оглядывались. Но они ничего не замечали, ничего не видели. Похоже было, что страну влюбленных окружала невидимая высокая стена и над ними были не властны ни милиционер, ни дворник, ни прохожий, ни чужая насмешливая улыбка, ни машины, которые так и норовили сбить их с ног.

— До свидания! — сказал Андрей, проводив Сашу до дому. Оба стояли под каштаном. — Ты сердишься? Почему ты молчишь? — спросил Андрей.

Она стояла перед ним, сдвинув брови, сжав губы, маленькая и тихая. Испугавшись, не зная своей вины, он положил ей руки на плечи и — он сам не мог бы рассказать, как это случилось, — поцеловал ее. Поцеловал — и ужаснулся. Ужаснулся и поцеловал еще раз.

Саша замерла.

— Погоди, — сказала она, — я хотела спросить. Послушай… Это значит… Это… мы, что ли, любим друг друга?

И тогда, будто освободившись, найдя слова, которые искал и которые она ему подсказала, он ответил тихо и внятно:

— Я тебя люблю.

— Ты сошла с ума! — кричал Константин Артемьевич, хватаясь за сердце.

— Костя, голубчик, не волнуйся! — плача, уговаривала Нина Викторовна.

— Нет, что позволяет себе эта девчонка! Ты распустила ее!

Он повернул к Саше бешеное лицо.

— Я издеваться над собой не позволю! Это тебе не уроки музыки, захотела — бросила. Я тебе покажу — замуж! Ты помнишь, что тебе восемнадцать лет?

— Джульетте вообще было четырнадцать, — сказала Саша.

— Вообще! Ты слышишь, Нина, — «вообще»! На что ты намекаешь?

— Я не намекаю. Я прямо говорю: я вышла замуж!

— Что? — сказал Константин Артемьевич, пошатнулся и сел на диван.

— Нет, ты и вправду ненормальная, — откликнулась Юля. — Ты ведь завалила все экзамены!

— Почему завалила? У меня по всем предметам «хорошо».

— Ты должна была получить похвальную грамоту! В вуз без экзамена, дура ты ненормальная!

— Ах, да какое это имеет значение! — отвечала Саша, стараясь глядеть поверх Юли, хотя Юля была выше на целую голову.

И Юле показалось, что Саша уходит от нее, уходит далеко и что она никогда ничего про Сашу не знала.

— Ты же сама говорила: чувство надо проверить!

— Мы проверили, — коротко отвечала Саша.

— Я не пущу его на порог! — закричал с дивана Константин Артемьевич.

— А мы едем завтра в Калугу, — ответила Саша… Они уезжали в Калугу вечером. На перроне стояли тетя Вера и тетя Маргарита. Тетя Вера была невысокая, смуглая, в очках. Тетя Маргарита — грузная, многословная, с большой родинкой на подбородке. Она держала в руках букет сирени.