Семейная реликвия. Ключ от бронированной комнаты - [17]

А теперь еще и сам партийным трибуном стал. Это великолепно, конечно, что он так свой предмет любит и преуспел в его изучении. Скажу тебе больше. Только благодаря твоему мужу я, например, тоже серьезно к этому предмету стала относиться. Я же знаю, слышала от наших преподавателей, на его лекции студенты даже из других вузов приходят. На полу да на ступеньках, подложив газеты, сидят. Такой успех, дорогая моя, далеко не к каждому педагогу приходит. Это дорогого стоит. Знаешь, как между собой его называют в университете? Не догадаешься? «Красный Марат» — вот как. Все это, конечно, очень хорошо, доченька, но сейчас, пойми меня правильно, не тридцатые годы. И за происхождение, как раньше, давно не сажают, слава богу! Тьфу-тьфу. Наоборот, думаю, многие давно уже вновь гордятся своими корнями да своей родословной. Так что если тогда нас с твоим отцом за это не посадили, то надеюсь, что сейчас и подавно пронесет. Главное, дочка, что он тебя и детей любит. А с нами вежлив, выдержан, даже внимателен. Ничего плохого сказать не могу. Да и к твоей чести могу сказать, ты его как следует пообтесала, к культуре приобщила. А для детей его рабоче-крестьянское происхождение только плюс большой. В будущем им все это должно не только пригодиться, но и существенно помочь.

В доме наступила полная тишина. Но ни Надежда Васильевна, ни Татьяна Алексеевна никак не могли заснуть. Ворочались, крутились с боку на бок. Осмысливали, переваривали в голове все слышанное и высказанное сегодня. Слишком уж суматошным, насыщенным выдался этот день. Да и ночной разговор не на шутку взбудоражил обеих, лишил покоя и ту, и другую.

Первой не выдержала Татьяна. Устав ворочаться от одолевших ее мыслей и высунув голову из-под одеяла, полушепотом прерывая установившуюся в доме тишину, вновь обратилась к матери, устроившейся в другой комнате:

— Мамуля, ты не спишь? Ну, хорошо. Послушай, все хочу тебе сказать. Я как-то, понимаешь, решила Саше про нашу икону пропавшую рассказать. И знаешь, что он мне ответил?

— Могу только догадываться. Бредни, мол, все это, наверное, сказал. Фантазии всякие. Так, да?

— Примерно так, только гораздо покрепче. Больше на эту тему я с ним не говорила. Но когда Генрих вернулся домой и Ритка мне всю его историю пересказывала, особенно про икону «Спас Нерукотворный», которую он в Германии видел, упомянула… Ты понимаешь меня? Я, помню, после ее рассказа под большим впечатлением, конечно, была, а потом дома все мужу и выложила… Но после этого, увидев его реакцию, мамуля, я окончательно поняла, что не все, что мне известно, надо ему рассказывать. А уж то, что с нашей семьей, с ее прошлым связано, и подавно.

— Ладно, доченька, успокойся. Я уже засыпаю. Завтра договорим. Спокойной ночи! — сквозь сон еле слышно прошептала мать.

За выходящими в небольшой садик окнами стояла глубокая, по-восточному черная ночь с ее пронзительной тишиной, лишь изредка прерываемой пением цикад и треском кузнечиков.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ Путешествие в прошлое…

(Москва. 2005)

Самолет продолжал быстро набирать высоту. Вскоре похожие на снежные горы облака за иллюминатором оказались далеко внизу. На прозрачно-голубом, каком-то неестественном после дождливой московской хмари небе, как на картине популярного когда-то в нашей стране американского художника и писателя Рокуэлла Кента, изображавшего суровую природу Севера, выглянуло яркое теплое солнце. И сразу погасли предупреждающие надписи на табло. Можно было спокойно расслабиться, расстегнуть ремень безопасности, расправиться и поудобней, насколько позволял ногам предыдущий ряд, разместиться в своем продавленном не одним поколением пассажиров глубоком кресле. Хорошенькие, аккуратные молоденькие стюардессы в синих жилетках и юбках с небрежно завязанными красными косыночками начали развозить по салону в дребезжащих тележках различные напитки.

«Это тебе не „Люфтганза“ и даже не украинский „АэроСвит“, которым вместе с Олегом летали недавно в Киев», — подумала Ольга, бросив беглый взгляд на тележку с унылым отечественным ассортиментом: не лучшего качества соки, вода «Нарзан» и «Святой источник», кока-кола. И все, привет вам горячий от российских авиалиний. Дешево, как говорится, и уж больно сердито.

— За пиво, а у нас, учтите, только «Балтика», надо платить отдельно. По три евро за баночку, — предупредила стюардесса ее соседа, простоватого немолодого мужика, одетого в мешковатый серый костюм и рубашку с черным галстуком. Он тут же отдернул свою руку, потянувшуюся было к небольшим синим банкам.

— Тогда дайте мне стаканчик негазированной воды, — прошамкал он скороговоркой, явно стесняясь окружающих его людей.

Ольга с интересом огляделась вокруг. Контингент пассажиров, отправившихся вместе с ней из Москвы в Германию, был Ольге знаком. В основном летели этнические немцы, запоздало возвращающиеся на свою историческую родину из Узбекистана, Казахстана, Поволжья, Сибири. Насмотрелась она на них предостаточно, уже когда ездила в консульство Германии получать визу. Да и историй, стоя в длиннющих многочасовых очередях на оформление паспорта, на собеседование за целый месяц «оформиловки» наслушалась немало. Так что, узнав некоторых из тех людей, которые вместе с ней занимали очередь в генконсульство на улице Пилюгина, что близ Ленинского проспекта, чуть ли не с семи утра, обрадовалась, как родным.