Семейная реликвия - [2]

Дело было в поезде.

Я постараюсь быть документально точным, хотя по соображениям, которые читателям станут ясны, не назову имени автора письма. Дело было в поезде № 180 в 18-м вагоне 8 августа 1982 года. Места 6, 7 и 8 занимали автор письма, женщина-искусствовед, ее муж — летчик-испытатель и их пятилетний сын.

Поезд шел из Львова в Запорожье. Выходить надо было ночью, на станции Ладыжин. Поэтому семья улеглась пораньше. Но в Тернополе их разбудили молодые, веселые голоса. В вагон сели учащиеся техникума, они, по-видимому, возвращались из туристической поездки, с ними была руководительница-педагог.

Ребята вели себя шумно: шутили, дурачились, веселились, бегали по вагону, мазали лица девушек зубной пастой.

В третьем часу наше семейство — жена, муж и сын начали собираться, до станции Ладыжин оставалось менее часа. Муж вышел из купе покурить в тамбур. Через несколько минут, когда он с женой в последний раз стягивали ремни на чемоданах, к ним подошел дежурный по вагону и попросил мужа зайти на минуту в купе к начальнику поезда.

Жена, почуяв недоброе, пошла тоже. В купе, помимо официальных лиц (железнодорожников), были руководительница учащихся-экскурсантов, заплаканная девушка и молодой человек, который недавно особенно веселился, изобретая разные фокусы с зубной пастой. Мужу и жене объявили, что у девушки исчезла сумка со ста шестидесятые рублями и есть версия, что украли эту сумку именно они.

«Но почему мы?» — изумилась жена. «Муж был замечен, когда шел из купе в тамбур, он мог похитить и передать вам».

Женщина беспомощно и жалко потребовала, чтобы в конфликте участвовали «компетентные лица». Железнодорожники и педагог ей ответили, что станция Ладыжин — забытый богом полустанок, компетентных лиц там нет. Из вагона их не выпустят. До остановки оставалось теперь менее пятнадцати минут.

Все вернулись к нам в купе, где ехала ошарашенная семья. Муж и жена, лихорадочно и поспешно, стали распаковывать чемоданы. Пятилетний сын, ничего не понимая, наблюдал, как незнакомые дяди и тети роются в вещах его родителей.

В чемоданах ничего не нашли. Тогда женщина-педагог решила перейти к «личному досмотру». Она потребовала, чтобы муж и жена показали имеющиеся у них деньги. До станции Ладыжин оставалось восемь минут. Женщина-искусствовед (она посвятила жизнь исследованию Итальянского Ренессанса) и ее муж (он испытывал реактивные самолеты новых конструкций) покорно показали и были тотчас же уличены. «Вот, — воскликнула руководительница, — та самая купюра: десятирублевка! И сумма совпадает». В самом деле, как назло, у женщины было 155 или 158 рублей. До станции Ладыжин оставалось семь минут.

Существует в киноискусстве понятие «экранное время». Минута становится емкой, как вечность, обнимая массу событий и переживаний. Теперь муж и жена жили «экранным временем». Но совершалось все не на экране, а в жизни. Жена спросила у заплаканной девушки, в каких купюрах были у нее похищены деньги, та ответила, что в десятках. А у жены было две бумажки двадцатипятирублевых, а десятками остальные. И это отодвинуло опасность полного изобличения. Ее всю трясло, когда она совала деньги обратно в сумку, заботясь лишь о том, чтобы сын не понял суть совершающегося действия.

Железнодорожники начали ворошить их постели, обшаривать полки. Женщина не выдержала, выбежала в тамбур, стояла у окна, стараясь не расплакаться. Муж в трансе наблюдал, как выволакивают подушки из наволочек. До станции Ладыжин оставалось пять минут.

А ехать им нужно было за двенадцать километров от Ладыжина, и ожидать их должны были родственники мужа на лошадях с подводой. К женщине в тамбуре подошла руководительница-педагог и потребовала, чтобы та опять вернулась в купе железнодорожников. В этом купе педагог потребовала, чтобы она разделась.

До станции Ладыжин оставалось три минуты.

Женщина почти автоматически через голову сорвала с себя верхнюю одежду.

На станции Ладыжин поезд стоит одну минуту, очередная станция через несколько часов.

«Раздевайтесь же», — торопила ее руководительница учащихся. «Донага?..»

…До станции Ладыжин оставалось две минуты.

Поезд остановился. Сорвав замок в купе, вошел муж, постаревший за десять минут на десять лет. Он нес чемоданы и держал двумя пальцами сына.

Но их не выпускали. Что было делать?

Бить окна? Бить этих молодых людей? Сорвать форму с железнодорожников, которым доверили состав № 180. Летчик-испытатель нашел, пожалуй, самое мудрое и трезвое решение. «Выпишите данные из наших паспортов и передайте в соответствующие органы». Железнодорожники согласились. Они вдруг стали более покладистыми. Машинисту передали, чтобы он задержался на минуту.

Лишь очутившись на перроне, женщина сообразила, что ей тоже надо было узнать имена тех, с кем столкнула ее дорога.

Но поезд ушел.

Я тоже однажды был один на один с веселящимся залом.

Речь шла, помню, о вещах достаточно серьезных: о том, если не изменяет мне память, что мы — первое в истории общество, которое строит человеческие и социальные отношения без религии, без освященной веками формулы: «Отвечай перед богом», и поэтому мы должны относиться с величайшей бережностью к «вечным» вопросам и «вечным ценностям». Это — наше: совесть, порядочность, доброта, сострадание, переживание, все-все человеческое и особенно честь. Отвечай перед людьми.