Семейная хроника. Сокровенные истории дома Романовых - [163]

Гольденберга перевезли в Петропавловскую крепость, где его посетил Лорис-Меликов. Граф не скрыл, что предстоящие процессы над теми, кого уже арестовали, едва ли обойдутся без смертных приговоров.

Осознав, к чему привели его откровения, Гольденберг покончил с собой в камере Трубецкого равелина.

Параллельно с этим продолжалось и движение страны к Конституции — медленно, робко, но продолжалось. Александр хотел не только произвести политическое преобразование России: из монархии абсолютной и самодержавной в монархию конституционную, он хотел и короновать Екатерину Михайловну, исполнив тем самым и долг перед Богом и перед данной ему женой. Затем передать верховную власть своему старшему сыну — цесаревичу Александру Александровичу и уехать из России с Долгоруковой-Юрьевской и их общими детьми в По или в Ниццу, став частными лицами. Слухи об этом — а особенно о Конституции — стали распространяться по Петербургу, а потом и по России. Называли точные даты опубликования манифеста, передавали содержание документа.

В это время Желябов и Перовская закончили последние приготовления к покушению на царя. Они тщательно изучили время и маршруты Александра, подготовили бомбы, расставили метальщиков, предусмотрев все возможные варианты необходимой подстраховки, определили слабые места охраны и назначили день убийства — 1 марта.

* * *

В субботу 28 февраля был канун Великого поста. Александр причастился, вместе с ним прошли этот обряд и все его родные — дети от первой жены со своими близкими и светлейшая княгиня Юрьевская со своими детьми. Александр, как помазанник Божий, причастился у алтаря сам, а все остальные получили хлеб и вино — тело и кровь Христову — из рук священника. Царь сам подвел к чаше обеих своих маленьких дочерей, после чего ушел с Екатериной Михайловной завтракать.

Не успел он окончить завтрак, как ему передали срочное письмо от Лорис-Меликова. Министр внутренних дел спешил известить царя о том, что 27 февраля арестован Андрей Желябов — организатор и участник всех покушений на Александра с 1879 года. Чуть погодя во дворец приехал сам Михаил Тариэлович и сообщил, что в ближайшие дни следует ожидать очередного покушения и потому надо воздержаться от выездов из дворца. Александр не согласился с министром и перевел разговор на текущие дела. А таким делом было подписание Манифеста о введении в состав Государственного совета членов представительных организаций.

После того как Манифест был подписан, царь поздравил с этим выдающимся событием Екатерину Михайловну, сказав ей, что в понедельник утром, 2 марта, он будет опубликован в газетах.

Этим же вечером, после ужина, Александр, Екатерина Михайловна и Шебеко сели играть в «ералаш» — карточную игру, напоминавшую вист и преферанс. Когда Александр мешал и сдавал карты, Шебеко решительно попросила царя не ездить завтра с утра в Конногвардейский манеж на развод.

— А почему же мне не поехать? Не могу же я жить во дворце как затворник, — возразил царь и начал сдавать карты.

Не поехать он не мог, главным образом потому, что в то утро разводам впервые должен был командовать его племянник, великий князь Дмитрий Константинович. Царь пообещал брату Константину и его жене обязательна быть в манеже, чтобы тем усилить для племянника торжественность и праздничность важного для него события.

* * *

Утром 1 марта, погуляв после завтрака с женой по залам дворца, Александр выехал в Манеж. Развод прошел прекрасно, и он уехал в Михайловский дворец к своей любимой кузине. Оттуда, попив чаю, в четверть третьего Александр выехал в Зимний. Карета и конвой, стремительно промчавшись по Инженерной улице, повернули на пустынную набережную Екатерининского канала. Александр видел, как навстречу ему какой-то мальчик тащит по снегу корзину, по тротуару идет незнакомый ему офицер, а чуть дальше стоит простоволосый молодой человек со свертком в руке. И как только карета поравнялась с молодым человеком, тот вдруг бросил сверток под ноги лошадям. Карету тряхнуло, занесло на сторону, рысаки забились в упряжи, барахтаясь в кровавом снегу. Александр увидел, как невесть откуда взялись люди, схватили террориста и держали его, скрутив ему руки за спиной. Увидел он и убитых лошадей, и убитого мальчика, и двоих убитых казаков-конвойцев.

Оглушенный взрывом, он, шатаясь, подошел к злодею и хрипло спросил его:

— Кто таков?

— Мещанин Глазов, — ответил тот.

— Хорош, — сказал Александр и пошел к уцелевшим саням, на которых ехал полицмейстер полковник Дворжицкий.

Кучер Фрол Сергеев кричал:

— Скачите во дворец, государь!

Но Александр не мог оставить раненых. Один из придворных спросил царя:

— А ваше императорское величество не ранены?

Александр ответил:

— Слава Богу, нет.

Услышав это, террорист, криво усмехнувшись, сказал:

— Что? Слава Богу? Смотрите, не ошиблись ли?

И не успел он произнести это, как раздался еще один взрыв. Очевидцы говорили, что после того, как рассеялся столб снежной пыли и дыма, они увидели не менее двух десятков убитых и раненых. Одни лежали недвижно, другие со стонами отползали по покрытому кровью и сажей снегу подальше от места взрыва. Всюду валялись куски изорванной одежды, сабель, эполет, части человеческих тел, осколки газового фонаря, остов которого от взрыва погнулся. У искореженной взрывом кареты, в лохмотьях шинели лежал Александр, ноги его были размозжены. Он ничего не видел и лишь шептал: