Семейная хроника. Сокровенные истории дома Романовых - [13]

Путешествуя со своими спутниками по европейским странам — Курляндии, Пруссии, Бранденбургу, Голландии, Англии, Австрии, — Петр, изучая западную культуру и науку, исподволь готовил и перемены в личной жизни. Он поручил дяде Льву Кирилловичу Нарышкину и боярину Тихону Никитичу Стрешневу во время его отсутствия склонить Евдокию Федоровну к добровольному принятию монашества. Вторую часть своего плана Петр утаил: после пострижения Евдокии и заточения ее в монастырь он хотел жениться на Анне Монс. Однако Нарышкин и Стрешнев в этом деле не преуспели.

Все вроде бы шло хорошо, как вдруг заботы о семейных делах отступили на второй план: в середине августа 1698 года Петр получил известие, что в Москве произошел еще один стрелецкий бунт. В тот же день он оставил Вену и 25 августа уже примчался в Москву.

* * *

Летя в Москву, Петр уже знал, что мятеж, вспыхнувший 6 июня, был подавлен через две недели и что были казнены 57 главных его заводчиков, а четыре тысячи участников сосланы. Однако этого ему показалось совсем недостаточно, и он решил начать новое следствие. Оно привело на плаху и виселицу более тысячи человек, сотни стрельцов были изувечены, брошены в тюрьмы, усланы в медвежьи углы царства.

«Царь, Лефорт и Меншиков взяли каждый по топору. Петр приказал раздать топоры своим министрам и генералам. Когда же все были вооружены, всякий принялся за свою работу и отрубал головы. Меншиков приступил к делу так неловко, что царь надавал ему пощечин и показал, как должно отрубать головы», — писал позже саксонский посланник Георг Гельбиг.

Александр Данилович, способный к любому делу, тут же, на глазах у царя, немедленно исправился и к концу дня отрубил двадцать стрелецких голов, да еще и пристрелил одного из колесованных, чтобы прекратить его мучения. Последнее милосердное деяние произвел он, впрочем, не по собственной инициативе, а по приказу Петра. Как-то Петр с гордостью сказал, что он знает четырнадцать ремесел. Если это и так, то еще одно ремесло — ремесло палача — он тоже хорошо знал.

Петр лично участвовал в допросах и пытках, организовывал казни, но между этими занятиями не забывал и о своих личных делах.

Побывав в первый же день по приезде у Анны Монс, он лишь через неделю встретился с Евдокией. Причем не в ее кремлевских покоях и не у себя, а в доме одного из своих приближенных, думного дьяка Андрея Андреевича Виниуса. Разговор с женой ни к чему не привел — Евдокия наотрез отказалась уходить в монастырь и в тот же день попросила о заступничестве патриарха Адриана.

Патриарх заступился за царицу, но Петр накричал на семидесятилетнего иерарха, заявив, что это не его дело и он, царь, никому не позволит вмешиваться в свои семейные дела.

Через три недели Евдокию Федоровну посадили в закрытую карету, и два солдата-преображенца отвезли ее в Суздаль. Есть свидетельство, что Петр даже хотел казнить Евдокию, но за нее заступился Лефорт и дело ограничилось заточением в монастырь.

Ее силой постригли под именем Елены и, не обращая внимания на крики и слезы, заперли в тесную келью Покровского девичьего монастыря. Ей не дали ни копейки на содержание, и она была вынуждена просить деньги у своих опальных и обнищавших родственников: «Здесь ведь ничего нет: все гнилое. Хоть я вам и прискушна, да что же делать. Покамест жива, пожалуйста, поите, да кормите, да одевайте, нищую».

Со временем дела Евдокии немного наладились — родственники сумели установить с ней связь через ее духовника и местного архимандрита Досифея и стали регулярно пересылать ей деньги и вещи. Окружавшие несчастную царицу монахини прониклись к ней искренним сочувствием. Особенно тяжело переживала опальная царица разлуку с любимым сыном.

Так, в страданиях и обиде, без радостей и надежд, прожила инокиня Елена первые десять лет своего монастырского заточения.

А теперь я намеренно нарушу хронологическое изложение событий и расскажу о том, что произошло через десять лет…

* * *

А случилось вот что. Однажды дверь ее кельи открылась, и на пороге появился духовник Евдокии Федоровны, ключарь монастыря Федор Пустынный, а рядом с ним высокий и статный тридцатисемилетний офицер-преображенец Степан Богданович Глебов. Евдокия знала его с детства: Глебовы и Лопухины жили по соседству на Солянке, рядом с Ивановским монастырем. Евдокия и Степан были ровесниками. Их родственники служили Милославским — царю Ивану Алексеевичу и его жене — царице Прасковье Федоровне, урожденной Салтыковой. Салтыковы и Глебовы были родней друг другу.

Глебов был поверстан в Преображенский полк подпоручиком и в 1693 году стал офицером. В 1710 году, уже в звании майора, Глебов оказался в Суздале по делам службы — набирал рекрутов и заодно навестил свою сверстницу и давнюю знакомую. Глебов расспросил Евдокию о ее жизни и рассказал о своем неудачном браке, который длился уже шестнадцатый год, не принося ему никакой радости из-за болезни жены. «Болит у нее пуп и весь прогнил, все из него течет, жить с ней нельзя», — говорил Степан.

Во время первого свидания он передал Евдокии две шкурки песцов, две шкурки соболей и отрез парчовой ткани. Посылки от него стали регулярно поступать несчастной узнице. А вскоре к Евдокии и Степану пришла любовь… О ней знали многие монахини, но ни одна из них не выдала любящих, понимая, чем все это может для них обернуться, если вдруг каким-либо образом бывшая царица снова окажется на престоле.