Семён Светлов - [33]

Он был словно поднят над суетой.

«Ну и что, если и сплю с ней? Разве имеет значение, с кем я сплю? Забивать голову чепухой? Радости земные, они же мгновенны, как вспышка. Хотя другим, будь у них цель, состояние счастья было бы обеспечено. Тогда почему она скучает без меня, а, имея возможность быть со мной, не спешит вернуться под мой бочок, уезжает к подруге? Суета».

Вокруг пахло то липовым цветом, то терпким дубом. Рябило в глазах от яркого, насыщенного зелёного цвета.

Трава тоже имеет запах. Городская, та пахнет свежестью после дождя, напоминает огуречный лосьон, неоднократно разбавленный водой. В деревне запах травы насыщеннее, от него никуда не денешься, он повсюду, будто вобрал в себя ароматы всех ветров, пропитался ими без разбора и держит над собой так, что вдохнёшь – голова кружится. Высуши траву – сеном станет, а всё равно густоты и полноты не иссушишь. И зимой напомнит.

Повсюду возникали и наваливались дела, без просветов, и он ничего не успевал. Планировал, переносил, извинялся, но изменить что-то или повлиять на обстоятельства не мог. Апатия овладела им. Хотелось отдохнуть, а ведь не устал. Чем меньше работал, тем больше подламывался от усталости.

Прогулка вымотала напрочь. Семён пожаловался Маше на питерского врача, рекомендовавшего больше ходить пешком.

– А ты не ходи. Скажи жене, что на прогулке, а мы в машине предадимся любви. А хочешь, на квартиру нашу поедем. Неласковый ты стал в последнее время. Желание на меня пропадает. Не любишь меня, да?

– Нет. Ничего не изменилось. Отвези домой. Полежать хочу.

Она повезла его домой.

Прощаясь, она прижалась к нему минут на десять.

– Я позвоню, как приеду. Не хочу оставлять тебя с ней. Ни на минуту.

Не успел он успокоиться, что требовалось для того, чтобы прийти в себя, как требуется верующему человеку прочесть молитву перед сном для успокоения души, как раздался звонок.

– Милёночек мой, я уже соскучилась.

Он прошёл в кабинет и сел за стол. Лёгкое раздражение овладело им. Он оправдывал её. Ему стало жаль маленькую девочку.

«Бездельница, ей нечем занять себя. Весь мир для неё – я, пространство вокруг – я, свободное время – я, смысл – я. Она нашла себя во мне. Никакого увлечения, никакого занятия, только я. Я и снова я. Как же я обидел мою девочку, вернувшись в семью».

Он перевёл взгляд на окно, из ночного сумрака накатило чувство вины. Он услышал шаги. Посмотрел на открытую дверь.

«Кто-то прошёл».

Снова шаги. Жена тенью шуршала мимо со стаканом воды.

«Дане. Пить захотел».

На миг жена остановилась, но как поймала его взгляд, прошлёпала босыми ногами дальше.

«По инерции, как во сне. Вот жизнь. Сама такую захотела».

Он слушал шёпот любимой женщины по телефону. Наконец признался в трубку:

– Анализы плохие. Температура держится.

– А не может из-за того, что упал в прошлый раз? Ты скажи врачам.

Чего-чего, а этого он не хотел слышать. Наверно, она была права.

– Нет. Там я оступился. Упал, конечно. Но причина в другом. Завтра, когда в больницу поеду, позвоню. Увидимся. После операции рекомендовали больше пешком ходить. Температура спадёт. По парку завтра погуляешь со мной?

– Спрашиваешь!

– До завтра.

– Подожди, Сёмочка, постой, – она торопилась договорить, – может, ты завтра погуляешь один? Мне-то зачем эти прогулки? На каблуках знаешь как тяжело!

– Ты не надевай.

– Так я красивой хочу быть. Ты нагуляешься – позвонишь, я тебя встречу. Помассирую ножку твою.

«Сильная всё-таки малютка! Знает себе цену.

Он с пониманием оценил отказ сопровождать его на прогулке.

– Ладно. Це-лу-ю. Це-е-лу-у-ю.

Глава XVIII

Две недели спустя Семён поехал к много обещающей, со слов маленькой прелести, знахарке. Беседа в машине не клеилась.

Маше не удавалось поддерживать разговор и управлять автомобилем одновременно. Слишком сложный процесс. Она и попросила Семёна не отвлекать её.

Он удивился. Она же просила не удивляться, потому что она всегда, каждое мгновение, думает о нём, только о нём, а это, если верить ей, отнимает силы больше всего на свете.

Пока ехали в черте города, Семён пытался привыкнуть кеё манере вождения. В поворот она заходила не по плавной траектории, как этого требовала дорога, а подрезая резко и быстро, стараясь выполнить его под углом в девяносто градусов. Часто таким манёвром подрезалась следующая за ней машина. Водитель, уклонясь и вдавливая тормоз, потом при обгоне одаривал их свирепым взглядом. Видя новичка с прямой спиной и выпученными на пространство перед капотом глазами, он молча сплёвывал и поскорее уезжал во избежание нечастного случая. В мужчинах заложено веками сложившееся мнение о непредсказуемых талантах женщин.

Когда они выехали на загородную трассу с меньшим потоком машин оба успокоились. Езда за рулём под присмотром езда изматывает женщину как никогда.

Подсказка женщине-водителю рассматривается в таких, например, формах:

«Уступи ему дорогу, у него главная».

Она слышит: «Стой, дура! С ума сошла? Убить меня хочешь?»

А думает при этом: «Сука, куда лезет, не видит, я еду».

По обочинам дороги пестрели цветами заросшие, некошеные годами луга. Добротные, когда-то возделываемые поля, поросли берёзовым молодняком. Двухметровый ельник удивлял плотностью и непроницаемостью. Новые виды, новые картины открывались следующим поколениям художников, поэтов и угрюмо вздыхающих из-под бровей прозаиков.