Семьдесят минуло: дневники. 1965–1970 - [13]
Во второй половине дня я попросил профессора восполнить один из моих пробелов в образовании относительно запутанного различия массы, веса и объема; я имел об этом весьма смутное представление. Западноевропейский гений проявляет себя не только в том, чтобы что-то мыслить, но также и в том, чтобы мыслить что-то абстрактное, например, время, пространство и тяжесть; сегодня он вновь проявил себя, измыслив «антиматерию».
Список начинается монахом, который открыл торможение. Этимологически «масса» происходит от massa; так древние называли тесто для хлеба.
Вечером на мостике, чтобы увидеть Южный Крест. Однако созвездие еще находилось низко и было частично скрыто в атмосферной дымке, кроме того, его затмевал блеск полумесяца, который стоял почти в зените.
Затем рассматривание навигационной карты и беседа со старшим помощником капитана. Так мы узнали удивительную историю одного несчастья, произошедшего некоторое время назад вблизи Бермуд. Один инженер, который после празднования дня рождения направлялся к себе в каюту, слишком сильно перегнулся через поручни и упал за борт. Его хватились только через два часа при смене вахты. Море бушевало; представлялось совершенно невероятным найти его; однако корабль развернулся и лег на обратный курс. Спустя четыре часа он достиг того места, где предположительно случилось несчастье, и принялся там крейсировать; капитан приказал обшаривать море прожекторами — тщетно, как сразу же стало понятно. Разумеется, когда потеря стала очевидной, о ней объявили по радио, чтобы уведомить те суда, которые могли находиться поблизости. Это принесло удачу, потому что через четырнадцать часов человек, который все еще плыл, был обнаружен пожарным судном и поднят на борт.
Позднее он сообщил, что, несмотря на сильное волнение моря, ему удавалось, наполовину плывя, наполовину дрейфуя, держаться на воде; в таких ситуациях это, прежде всего, означает беречь силы. Ветер благоприятствовал ему, волны накатывали сзади, соленая вода разъела затылок, так что слезла кожа. Когда рассвело, появились рыбы и принялись играть с ним; они толкали его носами и мордами. А когда, наконец, стал приближаться спасительный корабль, его охватил страх, что тот пройдет мимо — голова среди волн казалась не больше точки. Он стянул кальсоны, еще сохранившиеся на нем как последний предмет одежды, и принялся ими размахивать.
Приключение заставило меня задуматься о самых разных вещах, в том числе о статистике, ибо оно выходит за рамки вероятности. Сколько людей должно утонуть, прежде чем спасется один? И почему именно он? Это чудо, во всяком случае, для тех, кого оно касается. И если он его так воспринимает, то должен также и осознавать, что он в долгу перед теми, кто мог бы быть на его месте.
Я, естественно, вспомнил и свое кораблекрушение в пятницу 13 сентября 1963 года в ночную грозу у Башни сарацинов[74], когда катастрофа сжалась до секунд. Ужас чудовищный, одиночество абсолютное. Человек, противостоящий Вселенной.
И снова вопрос: где это регистрируется? Ведь спасенный рассказывал, что он видел, как вернулся его корабль и искал его. Когда же затем тот ушел, он хотел сдаться. Вопрос как раз в этом: если бы он утонул тогда, осталось бы в книге судьбы пустое место — аналогичное месту голоса, крику о помощи, который, правда, записывался на магнитофонную пленку, но потом снова стирался? Этого не может быть.
«Дорогой господин Хайдеггер, мы очень сожалели, что Вы не смогли встретиться с нами в Штутгарте, надо надеяться, это удастся в другой раз. Между тем мы отправились в путь, повидали моря, страны и народы. При этом я размышлял также над словами китайского мудреца, которые Вы цитировали.
Смог бы я изменить собственный темперамент, запершись в своей каморке? „Там тоже есть боги“[75] — и я тотчас же попытался бы пуститься в путешествие autour de ma chambre[76], как тот французский предшественник. Следовательно, лучше достичь духовного спокойствия и пребывать в нем. Я пытаюсь придерживаться этого принципа и продолжаю работать здесь на борту по той же программе, что и в Вильфлингене.
Эрнст Клетт написал мне в Порт-Саид, что собирается навестить Вас во Фрайбурге вместе с Вашим учеником Герхардом Небелем — вероятно, это уже случилось. Было бы прекрасно, если бы Вы решились на полное собрание сочинений. Конечно, я убедился на собственном опыте, что с этим связана колоссальная работа. Но, может быть, у Вас рука окажется более легкой»[77].
НА БОРТУ, 9 ИЮЛЯ 1965 ГОДА
Дальше по Индийскому океану. Муссон. Теперь цвет моря снова напоминает цвет Атлантики, тот же стеклянно-зеленый оттенок воды благодаря поднимающимся пузырькам воздуха. Над гребнями облака мелких брызг, в которых на мгновение вспыхивает радуга. Во время обеда волны захлестывали до самых иллюминаторов; стюарды приближались скользящим танцевальным шагом.
НА БОРТУ, 10 ИЮЛЯ 1965 ГОДА
Ночь выдалась неспокойной. Сила ветра семь баллов. После наступления темноты мы следовали вдоль Сокотры. Раньше переход этот считался опасным, да и сегодня еще, должно быть, время от времени что-то случается. Я бы охотно увидел при свете дня остров, к которому по различным причинам уже давно испытываю страстное влечение. Совсем недавно я прочитал о нем отличную монографию Швайнфурта
Эта книга при ее первом появлении в 1951 году была понята как программный труд революционного консерватизма, или также как «сборник для духовно-политических партизан». Наряду с рабочим и неизвестным солдатом Юнгер представил тут третий модельный вид, партизана, который в отличие от обоих других принадлежит к «здесь и сейчас». Лес — это место сопротивления, где новые формы свободы используются против новых форм власти. Под понятием «ушедшего в лес», «партизана» Юнгер принимает старое исландское слово, означавшее человека, объявленного вне закона, который демонстрирует свою волю для самоутверждения своими силами: «Это считалось честным и это так еще сегодня, вопреки всем банальностям».
Дневниковые записи 1939–1940 годов, собранные их автором – немецким писателем и философом Эрнстом Юнгером (1895–1998) – в книгу «Сады и дороги», открывают секстет его дневников времен Второй мировой войны, известный под общим названием «Излучения» («Strahlungen»). Французский перевод «Садов и дорог», вышедший в 1942 году, в один год с немецким изданием, во многом определил европейскую славу Юнгера как одного из выдающихся стилистов XX века. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Номер открывается повестью классика немецкой литературы ХХ столетия Эрнста Юнгера (1895–1998) «Африканские игры». Перевод Евгения Воропаева. Обыкновенная история: под воздействием книг мечтательный юноша бежит из родных мест за тридевять земель на поиски подлинной жизни. В данном случае, из Германии в Марсель, где вербуется в Иностранный легион, укомплектованный, как оказалось, форменным сбродом. Новобранцы-наемники плывут в Африку, куда, собственно, герой повести и стремился. Продолжение следует.
Первый перевод на русский язык дневника 1939—1940 годов «Сады и дороги» немецкого писателя и философа Эрнста Юнгера (1895—1998). Этой книгой открывается секстет его дневников времен Второй мировой войны под общим названием «Излучения» («Strahlungen»). Вышедший в 1942 году, в один год с немецким изданием, французский перевод «Садов и дорог» во многом определил европейскую славу Юнгера как одного из самых выдающихся стилистов XX века.
«Стеклянные пчелы» (1957) – пожалуй, самый необычный роман Юнгера, написанный на стыке жанров утопии и антиутопии. Общество технологического прогресса и торжество искусственного интеллекта, роботы, заменяющие человека на производстве, развитие виртуальной реальности и комфортное существование. За это «благополучие» людям приходится платить одиночеством и утратой личной свободы и неподконтрольности. Таков мир, в котором живет герой романа – отставной ротмистр Рихард, пытающийся получить работу на фабрике по производству наделенных интеллектом роботов-лилипутов некоего Дзаппарони – изощренного любителя экспериментов, желающего превзойти главного творца – природу. Быть может, человечество сбилось с пути и совершенство технологий лишь кажущееся благо?
Впервые эссе было опубликовано в сборнике "Война и воин" в 1930 г. (Ernst Junger. Die totale Mobilmachung. In: Krieg und Krieger (hrsg. v. Ernst Junger). Berlin 1930. S. 10-30). Отдельным изданием текст вышел в Берлине в 1931 г. В основе данного перевода лежит переработанный вариант, опубликованный в Полном собрании сочинений (Samtliche Werke. Bd. 7. Stuttgart 1980. S. 119-142). Ситуация с этим текстом, вызвавшим в свое время большую реакцию в разных кругах читающей публики, обстоит очень сложно. Не только в филологическом, но и существенном плане.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.