Семьдесят девятый элемент - [6]
— Забаров. Забарыч...
— Колька, парень, — говорит тот, кого я называю старым, мгновенно вспомнившимся прозвищем. — Ты... Что же ты... А я сейчас уезжаю.
— Забарыч, — говорю я. — Дорогой ты мой...
Перелыгин. Мое обыкновенное утро
Вступаю в земное существование последовательно: сперва разлепляю один глаз, потом другой.
Солнце ломится в окошко, плещется на полу, как вода. Неподходящее для наших мест сравнение.
Поворачиваюсь и вижу в окне знакомую голову.
Она горбоноса и морщиниста, взгляд ее печален и устал, презрителен и мудр тысячелетней мудростью. Голова смотрит на меня понимающе, снисходительно и сочувственно.
— Ты это брось, — говорю я. — Тоже мне, философ-идеалист. Горбатая старая шкура.
Голова не отвечает, она пошевеливает волосатыми губами — кажется, намеревается плюнуть. Это он умеет!
— Но, но, — говорю я. — Катись прочь.
Голова исчезает.
— Старая шкура, — говорю я вслед и скидываю простыню.
Доктор Керницкий настаивает, чтобы я занимался гимнастикой: пятьдесят два года, возраст и прочее. Хреномудрия. Много понимает эта налитая спесью пробирка в зеленой велюровой шляпе. Кому нужна зарядка — так это самому Керницкому, знай торчит в больничке, где почти всегда пусто, в поле не вытащишь его тягачом. А я за день ухайдакаюсь — без всяких гимнастик весело.
Гляжу на пустое окно, раскаиваюсь, зову громко:
— Кешка! Иннокентий Палыч!
Этот стервец не поддается на заигрывания самого начальника экспедиции. Смотрит издали. Свысока.
Он имеет право, черт возьми, относиться ко мне снисходительно: когда мои предки еще раскачивались, уцепившись хвостами, на ветвях, пращуры Иннокентия Павловича уже были такими, каков сейчас он, — степенными, осанистыми, вдосталь наделенными сознанием собственного достоинства. Я помню об этом и не протестую против его высокой гордыни. Больше того: я заискиваю.
— Ладно, — говорю я, — не серчай. Сахару выдам.
Кешка и тут не дрогнул. Характер. Дай бог каждому.
В поселке Иннокентий — единственный представитель верблюжьего племени. У нас — техника, автотранспорт, и тягловая сила ни к чему. А этот появился по собственной инициативе, прошлой зимой. Наверное, выгнали в пустыню умирать. Обычно так делают со всеми старыми, не годными для работы и даже на мясо верблюдами. Они долго скитаются в песках, одинокие, обреченные и не ропщущие, бродят, пока смерть не повалит их. А Кешка — вот характер у мужика! — не согласился умирать, он пришел в поселок, облюбовал почему-то мой дом и с того времени каждое утро заглядывает в окошко, ест, что подадут, а потом, как собака, сопровождает меня до конторы. Я ругаюсь, смеюсь или не обращаю внимания — когда как придется. И, в зависимости от настроения, зову оскорбительно — старой шкурой, приятельски — Кешкой, а то почтительно — Иннокентием Павловичем. Сегодня умудрился за несколько минут употребить все три обращения.
Шагаю по солнечному вздрагивающему полу, разминаю еще не проснувшиеся ноги. Бельмастый, глухонемой телевизор нахально выпячивается из угла, щелкаю его по гулкой лысине, он жалостно всхлипывает. Натягиваю штаны, рубаху и — в тапочках на босу ногу — иду на двор, там все удобства, как говорится.
— Здравствуй, — по заведенному обычаю говорю Валентине, в ответ мне сулят доброго утра.
Уборная зовется министерской — отнюдь не за выдающуюся роскошь, а потому, что воздвигнута прошлым летом в предвидении визита московского начальства, тогда начснаб Атлуханов наводил глянец. И еще, может быть, в силу географического положения: рядом — квартиры всего руководства экспедиции. Сходил в «министерскую», вернулся, вылез из рубахи — приходится напяливать для такой вот экскурсии, не светить же на улице голым пузом. Скупо — раз, другой, третий — поплескал в лицо паршивой теплой водой. Она льется из рукомойника на песок и мигом всасывается, не оставляя даже мокрого пятна. Двадцать шесть градусов с утра пораньше. Восхитительный климат.
За столом подцепил вилкой ускользающие макароны — крутятся, как змеи, — попробовал, сказал:
— Соли мало.
Валентина подала солонку. Больше толковать не о чем: за двадцать лет существенное переговорено, а новостей ночью не случилось. Бог миловал. Ночами происходящие в экспедиции события — как правило, не из радостных.
Выпил впрок три кружки липкого от сахару крутого чая: в кабинете дрянь-вода, никак не заставлю Атлуханова достать для конторы кипятильник. Забываю цикнуть как следует. Цикну — завертится, словно макаронина в тарелке, привезет «титан». Атомный раздобудет, если крепко поднажму.
— Я пошел, — говорю Валентине и добавляю, предвосхищая стереотипный вопрос: — К обеду постараюсь. Нет — позвоню.
Валентина молча кивает и принимается убирать со стола.
У крыльца стоит Кешка, запрокинув презрительную морду.
— Ты извини, — говорю я. — Забыл. Сейчас.
Возвращаюсь, сыплю в ладонь сахар, выношу. Иннокентий слизывает наждачным языком, распускает микропористую губу, задирает голову, двигается прочь на голенастых, с нашлепками стертых мозолей ногах.
— Куда? — спрашиваю, обижаясь, и вспоминаю: четное число, Кешка знает дело, через день аккуратненько топает на месторождение и там долго, мелко пьет негодящую шахтную воду. Ему хорошо — взял и напился шахтной воды. Людям приходится возить цистернами за двадцать шесть километров, два бывших бензовоза шныряют взад-вперед, только успевай наполнять емкость, врытую посреди поселка.
В первые послевоенные годы была организована комиссия по розыскам сокровищ, украденных гитлеровцами. Комиссия проделала большую работу, целью которой являлось возвращение советскому народу принадлежащего ему достояния. Поиски янтарной комнаты продолжаются и сейчас.Книга построена на документальной основе. Авторы ее, участники розысков янтарной комнаты, использовали многочисленные архивные и музейные документы, относящиеся к описанию похищенного сокровища и изложению его истории, справочные и монографические материалы по истории Кенигсберга, а также материалы комиссии по розыскам янтарной комнаты.
Дело «кремлевских врачей», или «убийц в белых халатах», как называла их советская печать, должно было послужить поводом для большого еврейского погрома в СССР. Сталин планировал выслать евреев из Москвы, Ленинграда и других крупных городов Советского Союза, а лидеров еврейского национального движения — повесить на Красной площади. Смерть Сталина помешала осуществлению этого плана, но если бы вождь прожил хотя бы еще несколько месяцев, страна содрогнулась бы от ужаса…Основываясь на документах и свидетельствах очевидцев, автор данной книги приводит точную историческую реконструкцию того, что должно было начаться в середине марта 1953 года.
Книгой «Навсегда, до конца» (повесть об Андрее Бубнове), выпущенной в серии «Пламенные революционеры» в 1978 году, Валентин Ерашов дебютировал в художественно-документальной литературе. До этого он, историк по образованию, в прошлом комсомольский и партийный работник, был известен как автор романа «На фронт мы не успели», однотомника избранной прозы «Бойцы, товарищи мои», повестей «Семьдесят девятый элемент», «Товарищи офицеры», «Человек в гимнастерке» и других, а также многочисленных сборников рассказов, в том числе переведенных на языки народов СССР и в социалистических странах.
«Что было бы, если бы Сталин умер неделей позже?..» — этим отнюдь не риторическим вопросом задался писатель Валентин Ерашов в своей книге «Коридоры смерти», жанр которой он сам определяет как «историческую фантазию». Заметим, однако, что страшные события, черед которых прослеживается в повести изо дня в день, не столь уж фантасмагоричен: за ними стоят исторические реалии, подтвержденные свидетельствами современников и документами.
Писатель Валентин Петрович Ерашов живет и трудится в Калининграде. Его перу принадлежат сборники повестей и рассказов: «Рассвет над рекой», «Человек живет на земле», «Поезда все идут…», «Бойцы, товарищи мои», «Лирика», «Рассказы», повести «Человек в гимнастерке», «За семь часов до полудня», «Июнь — май», «Тихая осень» и другие. Значительная их часть посвящена людям наших Вооруженных Сил.Это не случайно: почти вся жизнь писателя связана с Советской Армией. В ее ряды семнадцатилетний комсомолец Валентин Ерашов был призван в годы Великой Отечественной войны.
В послесловии к 20 тому собрания сочинений Жюля Верна рассказано о влиянии различных событий в жизни писателя и его политических взглядов на сюжеты двух поздних романов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сборник произведений Г. Гора, написанных в 30-х и 70-х годах.Ленинград: Советский писатель, 1978 г.
Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.
Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.
В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.
Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.