Семь Замков Морского Царя - [114]
Когда он понял, в чем дело, он закричал, завыл, словно животное, словно безумный, словно осужденный на казнь.
Сквозь стекло иллюминатора на него смотрела кукла.
— Гувер! Гувер! Гувер!
Лейтенант прибежал на этот зов невероятного отчаяния.
— Гувер!
Луна вставала в светящемся небе, залитом девственно чистым серебром. Гувер увидел капитана, стоявшего вплотную к поручням, без головного убора, с безумным взглядом.
— Ты был прав, Гувер, Бог требует, чтобы я ответил за куклу. Я отвечу, Гувер! Я отвечаю!
Короткий грохот положенного по инструкции кольта, и потрясенный лейтенант увидел быстрое беспорядочное падение через поручни большой растрепанной марионетки.
Негромкий плеск плавников: акулы и бониты.
Потом… Отвратительный хруст, яростные удары хвоста, вспенившие воду, безумный круговорот голодных чудовищ вокруг окровавленной жертвы…
— Вот что мне кажется странным, — сказал Сандерс, вытаскивая куклу на палубу, — как получилось, что вокруг нее обмотался трос, свисавший с палубы перед иллюминатором задней каюты. Она немного пострадала, бедняжка, так что потребуется немного краски, новое платьице — и она обрадует мою маленькую Лили.
Ученица волшебника
(l'Apprentie sorcière)
Я осталась одна в лаборатории.
Учитель уехал, и ситуация напомнила мне историю с волшебником Гете и его учеником.
Все последние месяцы я постоянно видела учителя склонившимся над книгами и рукописями; он выстраивал колонками цифры, выводил формулы и уравнения и никогда ничего не говорил мне о своих исследованиях.
Теперь он уехал, оставив на столе тетрадь с записями, которую до сих пор никогда не забывал спрятать в сейф, как самое дорогое сокровище.
Наука пробуждает в человеке любопытство.
Я перелистала тетрадь; едва я вчиталась в торопливые строчки, как в висках у меня запульсировала кровь и задрожали руки: я поняла, какие невероятные вещи излагались учителем на страницах этой тетради!
Я торопливо добралась до последней страницы. Посмотрев в зеркало, я увидела бледное потрясенное лицо, и на этом лице была написана решимость.
Да, я решила воспользоваться страшной тайной моего учителя!
Действовать нужно было без промедления… Реторты оказались под рукой, дистилляторы тоже; множество банок с загадочными веществами заполняло полки.
И, главное, в моих руках была формула, четкая и недвусмысленная!
Я включила мощную электрическую печь, на которую поставила большой огнеупорный тигель.
Ослепительное пламя, заливающее белым огнем лабораторию, вспыхнуло под тиглем.
Я взвесила нужные порошки, один за другим; отмерила требующийся объем тяжелой жидкой ртути; с помощью капельницы добавила самые опасные кислоты. Воздух в помещении лаборатории сухой и горячий, он врывается в мои легкие, словно адское дыхание. Но я храбро держусь; я должна довести до конца фантастический опыт.
Учитель все рассчитал, все учел: ингредиенты, температуру, продолжительность опыта…
Большие часы на стене громко отсчитывают уходящие секунды и минуты…
Я должна ждать целый час! Нет, уже три четверти часа! Теперь чуть больше половины часа! Печь светится, словно маленькое солнце, в тигле бурлит густая масса, похожая на вулканическую лаву.
Еще четверть часа! Боже, хватит ли у меня сил продержаться до конца? Мои силы понемногу слабеют; учитель ничего не сказал о вредной, может быть, даже смертельной атмосфере, сопровождающей опыт…
Еще пять минут… Надеюсь, Бог позволит мне продержаться эти несколько минут, поскольку секрет, который я в этот момент краду у учителя, был им украден у Творца…
Еще минута… Еще несколько секунд…
Расплав на дне тигля начинает светиться; лучи солнца среди темных туч.
Бьют часы… С победным криком я хватаю тигель металлическими щипцами и выливаю его содержание в сосуд с холодной водой.
Фонтаном взвивается горячий пар, и на дне сосуда я вижу тяжелый слиток желтого металла: это золото!
Я сделала золото!
Золото, деньги… Власть, мир… Все будет принадлежать мне!
Я испускаю торжествующий клич.
— Мадемуазель, вы ухитрились заснуть возле реторты с препаратом красного фосфора! Вам не кажется, что было бы намного безопаснее спать возле жаровни, где жарится курица?
Учитель смотрит на меня, и взгляд его полон иронии.
— Да, конечно, но я…
Я хотела сказать, что сделала золото, но вовремя спохватываюсь и бормочу:
— Да, конечно, красный фосфор, я понимаю…
Только теперь я догадалась, какой коварный демон разыграл со мной эту историю. Мне остается только зачислить это приключение в разряд моих самых замечательных снов…
Потом, в качестве наказания, я возвращаюсь к балладе Гете.
ИЗ СБОРНИКА «КРУИЗ ТЕНЕЙ»
Ужасающее присутствие
(La présence horrifiante)
Прислушайтесь к апофеозу свирепого рычания бури за жалкой защитой оконного стекла, черного, словно свернувшаяся кровь.
Эта буря примчалась издалека, из бескрайних злобных морей.
Она пронеслась над проклятыми берегами, на которых гниют туши тюленей, подохших от чесотки, и здесь она заразилась черной болезнью и смертью.
Она избежала нескольких неизбежных агоний, чтобы напасть на наш жалкий кабачок, где подают едкий виски и грубый ром.
Это мерзкое создание, походя опустошило сад с розами только для того, чтобы напугать божью коровку, после чего накинулось на наш домик, хлопая по нему своими плавниками гигантского ската.
ЖАН РЭЙ (настоящее имя Раймон-Жан-Мари Де Кремер; 1887–1964) — бельгийский прозаик. Писал под разными псевдонимами, в основном приключенческие, детективные романы, а также книги в духе готической фантастики: «Великий обитатель ночи» (1942), «Книга призраков» (1947) и др.Рассказ «Черное зеркало» взят из сборника «Круги страха» (1943).
«Жан Рэй — воплощение Эдгара По, приспособленного к нашей эпохе» — сказал об авторе этой книги величайший из фантастов, писавших на французском языке после Жюля Верна, Морис Ренар, чем дал самое точное из всех возможных определений творчества Жана Мари Раймона де Кремера (1887–1964), писавшего под множеством псевдонимов, из которых наиболее знамениты Жан Рэй, Гарри Диксон и Джон Фландерс. Граница, разделявшая творчество этих «личностей», почти незрима; случалось, что произведение Фландерса переиздавалось под именем Рэя, бывало и наоборот; в силу этого становится возможным соединять некоторые повести и рассказы под одной обложкой, особо не задумываясь о том, кто же перед нами — Рэй или Фландерс. Начиная уже второй десяток томов собрания сочинений «бельгийского Эдгара По», издательство отдельно благодарит хранителей его архива и лично господина Андре Вербрюггена, предоставившего для перевода тексты, практически неизвестные на родине писателя.
Бельгиец Жан Рэ (1887 – 1964) – авантюрист, контрабандист, в необозримом прошлом, вероятно, конкистадор. Любитель сомнительных развлечений, связанных с ловлей жемчуга и захватом быстроходных парусников. Кроме всего прочего, классик «чёрной фантастики», изумительный изобретатель сюжетов, картограф инфернальных пейзажей. Этот роман – один из наиболее знаменитых примеров современного готического жанра в Европе. Мальпертюи – это произведение, не стесняющееся готических эксцессов, тёмный ландшафт, нарисованный богатым воображением.
Бельгиец Жан Рэ (1887 – 1964) – авантюрист, контрабандист, в необозримом прошлом, вероятно, конкистадор. Любитель сомнительных развлечений, связанных с ловлей жемчуга и захватом быстроходных парусников. Кроме всего прочего, классик «чёрной фантастики», изумительный изобретатель сюжетов, картограф инфернальных пейзажей.
Бельгийский писатель Жан Рэй, (настоящее имя Реймон Жан Мари де Кремер) (1887–1964), один из наиболее выдающихся европейских мистических новеллистов XX века, известен в России довольно хорошо, но лишь в избранных отрывках. Этот «бельгийский Эдгар По» писал на двух языках, — бельгийском и фламандском, — причем под десятками псевдонимов, и творчество его еще далеко не изучено и даже до конца не собрано. В его очередном, предлагаемом читателям томе собрания сочинений, впервые на русском языке полностью издаются еще три сборника новелл.
Смерть прожорлива. Герои рассказа тоже охотно предаются желудочным утехам. Но кто же из них людоед?
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Бельгийский классик Жан Рэй (псевдоним Реймона Жана Мари де Кремера) известен не только как плодовитый виртуоз своего жанра, но и как великий мистификатор, писавший на двух языках, французском и фламандском, к тому же под множеством псевдонимов — Гарри Диксон, Джон Фландерс и др. В очередном томе его собрания сочинений читателю предлагается никогда не издававшийся на русском языке роман «Гейерштайн», два сборника новелл — «Бестиарий» и «Новый бестиарий», а также несколько других произведений, практически неизвестных даже на родине писателя.
Николай Николаевич Шелонский - русский прозаик и журналист конца XIX - начала XX века (точные даты рождения и смерти неизвестны). Жил в Москве, работал учителем, затем занялся литературной деятельностью. Сотрудничал с газетами «Русский листок», «Московские ведомости» и другими изданиями. Согласно архивным данным, являлся секретным агентом департамента полиции. Известен своими романами, которые можно отнести к фантастическому жанру. В этой книге представлены два произведения Шелонского. Герой романа «Братья Святого Креста» (1893) еще в Древнем Египте, приняв эликсир долголетия, участвует во многих исторических событиях, например в крестовых походах. Другой роман, «В мире будущего» (1892), занимает заметное место в российской фантастике и является одной из первых попыток создать полномасштабную славянофильскую утопию.
Издательство «Престиж Бук» выпустило под одной обложкой сборник исторических расследований Кирилла Еськова — «Показания гражданки Клио». Помимо перешедшего уже в разряд классики жанра «Евангелия от Афрания» (а также «Японского оксюморона», «ЦРУ как мифологемы» и «Дежавю»), в книге представлен и новый исторический детектив — «Чиста английское убийство»: расследование загадочной смерти Кристофера Марло. Экстравагантный гений Марло — «Поэт и шпион», как он аттестован в заглавии недавней его Оксфордской биографии — был величайшим из предшественников Шекспира в английской поэзии и драматургии и — как уж водится у них, в Англии — сотрудником секретной службы «страшного Вальсингама».
На протяжении многих десятилетий в конце XIX — начале XX века чуть ли не все европейские страны зачитывались приключениями короля сыщиков Ната Пинкертона, единственного, чья слава соперничала со славой Шерлока Холмса. Однако если образ Холмса возник под пером сэра Конан Дойля, то Пинкертон, едва ли не столь же бессмертный, был создан неизвестно кем, притом не в англоязычном мире, а в Германии. В России за последние годы были переизданы многие книги, рассказывающие о нем, но никогда не предпринималось попытки издать максимально полный свод выпусков этих приключений. В седьмом томе продолжаются приключения известного сыщика Ната Пинкертона.