Семь удивительных историй Иоахима Рыбки - [64]
— Живы? — спрашивает, и голос у него какой-то хриплый.
Остальные спасатели тоже снимают маски.
— Живы? — восклицает кто-то из них.
— Живы! — ответил я. — Все живы!..
— Черт подери, а мы думали, что не дойдем! Мы уже двадцатая команда. Все отступили…
— Но нам проложили дорогу! — Это заговорил старший. Лицо молодое и гордое. Замечательное человеческое лицо! — А где все ваши? Должны быть еще трое!
Они в забое. А Вильк из пятого штрека?
Их спасла тринадцатая команда часа четыре назад! Ну идемте! У нас для вас аппараты и маски… — добавил он и пошел вперед. За ним спасатели. Мы стояли, будто зачарованные, не веря своим глазам.
— Приятель! — шепнул Кухарчик. — Вот, держи! Возьми! — и стал совать мне в руку свои часы.
Я отбояривался, но он настаивал:
— Возьми, дружок! За Ильзу! Возьми!..
Я взял, и теперь часы Кухарчика — одна из семи удивительных памяток — тикают в шкафу среди своих собратьев.
ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ
Итак, я закончил рассказ, семь удивительных историй о часах, и на сердце стало легче. Такое у меня чувство, словно я исповедался в великих грехах и ксендз дал мне отпущение со словами:
— Иди с богом и больше не греши!
А мне сдается, что я вовсе и не грешил, а если уж такое случалось, то всего один грех тяготит мою совесть. Так вот, трудно мне было — я, кажется, об этом уже говорил — за делами человека увидеть его красоту. И чтобы разглядеть эту красоту, пришлось затратить много усилий, больше того — превеликих усилий. Бродя по свету, я встречал самых разных людей, таких и сяких, глупых и умных, добрых и злых, богатых и бедных, вороватых и честных, изолгавшихся и правдолюбцев. Но для меня прекраснейшими были те, чьи сердца источали любовь. Я имею в виду любовь к ближнему.
Вот почему из всех часов милее других мне часы Кухарчика. Они напоминают мне о поразительной черте человека. Так вот, когда спасательная команда вывела нас из шахты и мы сняли кислородные аппараты и маски, я увидел, что спасатель из команды, которая вынуждена была отказаться от поисков, прислонился к стояку и всхлипывает.
— Чего ты ревешь? — спросил я.
— От радости, что дружки мои вас спасли! — ответил он, обнял меня и поцеловал в губы. От него несло махоркой и селедкой, он оцарапал мне лицо небритым подбородком; он был похож на разбойника, но его наивное, простое сердце было из чистого золота.
У них у всех были золотые сердца, хоть они и очень скверно ругались и непрерывно чертыхались. Ил и взять, к примеру, инженера Рацека. Ну любого, всех!
И теперь я сижу на кладбище, попыхиваю трубкой и слушаю, какие верти нашептывает ветер, прилетевший из далекого мира, моей липе, а липа шумит и разносит по кладбищу неслыханные сплетни; покойники тихо-мирно лежат в земле, а живые люди ссорятся за стенами кладбища и пытаются утопить друг друга в ложке воды; а я снисходительно улыбаюсь и отпускаю им грехи.
Ведь они всего только обыкновенные люди.
Если бы все были такими, как инженер Рацек, или патер Кристофоро, или как шахтер, который плакал от радости, — боже, какой скучной была бы жизнь!
Все на этом засмоленном свете очень мудро устроено, даже то, что я на старости лет закапываю покойников в землю.
В скором времени и меня кто-нибудь закопает в землю. — Но кто? И, может быть, на моей могиле поставят камен-:ый крест, а каменщику велят выдолбить на кресте назидательную и возвышенную надпись о мирном упокоении.
Все это ужасно смешно, хоть и нужно.
Не знаю даже, кто мне закроет глаза, когда я умру. Знаю только, что моя перекрашенная лиса, выдающая себя за китайского мопса, — лохматый мой Мись ляжет рядом и станет лизать мне лицо. И еще знаю, что моя сиамская принцесса Кася свернется в пушистый клубочек у меня на груди и замурлыкает. И тогда я поддамся радостной иллюзии, будто она читает веселую молитву своему кошачьему богу.
А я?
Ничего. Я только подумаю: «Иоахим, пора уже тебе пускаться в последний путь! Погулял ты сверх меры, нахлестался вина тоже сверх меры, даже воровским способом захватил величайшую добычу, ибо проник ты в человеческое сердце, и, значит, пришел твой черед!»
А я на это шепотом отвечу:
— Сейчас иду!
И уйду.
ОБ АВТОРЕ И ЕГО КНИГАХ
Вы познакомились, дорогой читатель, с книгой довольно необычной, остроумной и сентиментальной, веселой и трагической, с книгой, в которой достоверность уживается с легендой, а крик отчаяния — с сочной, соленой шуткой. И, как вы, конечно, заметили, за долгую жизнь Иоахима Рыбки удивительных историй произошло гораздо больше, чем указано в заглавии. Сам Иоахим фигура тоже необычная — потомственный шахтер, сменивший множество профессий, он философ с душой поэта и бродяги-романтика; во всех его высказываниях чувствуется мудрость и доброта, ирония и лукавство и прежде всего огромный жизненный опыт — качество в одинаковой мере свойственное и герою книги и ее автору.
«Семь удивительных историй Иодхима Рыбки» — произведение необычное еще и потому, что многие из описанных в нем историй случились не только с его героем, но и с его создателем — Густавом Морцинеком. Творчеству Морцинека вообще присущи черты автобиографичности, а здесь они проявились особенно сильно. Наиболее примечательные события из жизни Морцинека в той или иной степени отражены в историях, рассказанных от имени его героя.
