Иероним Босх (а может быть, следовало называть его Ван Акеном?) отдал Богу душу летом 1516 года. Художник так и не узнал о безумствах, навеянных его произведением.
До конца дней своих Леонардо да Винчи был моим другом и примером для подражания. Оправившись от наших похождений, он рассказал мне, как кардинал отговорил его от поездки в Савойю. Бибьена, боявшийся бунта, упросил его сделать не отличающуюся от оригинала копию Святого Лика. Хорошо еще, что мэтр когда-то однажды присутствовал при выносе покрывала святой Вероники… Под строжайшим секретом — даже папа не должен был этого знать — он изготовил подделку, которую впоследствии продемонстрировал Гаэтано. Засохшая кровь, найденная мной в Бельведере, похоже, использовалась при написании копии. Если судить по улыбке, с которой он смотрел на радующихся римлян, мэтр был весьма удовлетворен своей работой.
Как я ни старался, я не мог обнаружить его связей с так называемыми иоаннитами. А на мои вопросы Леонардо лишь пожимал плечами:
— Чего только мне не приписывают!
Как бы то ни было, он уехал в Шамбор через неделю после окончания драмы и даже успел поприсутствовать на бракосочетании своего благодетеля. Впоследствии он много странствовал по Италии, иногда ненадолго возвращаясь в Рим, и всегда встречи наши были для нас радостным событием.
После смерти Джулиано Медичи Леонардо нечего было ждать от папского окружения. Осенью 1516 года он окончательно отбыл во Францию, откликнувшись на настоятельные приглашения Франциска I. Он поселился в Амбуазе, в старинном замке. Великий художник пользовался большим к нему расположением двора и благосклонностью короля. Я мог убедиться в этом во время одного приезда к нему весной 1518 года. Это была наша последняя встреча.
Леонардо мирно упокоился 2 мая 1519 года в окружении своих друзей, своих записных книжек и своих картин.
Что же касается меня, то события 1515 года оставили неизгладимый след в моей душе, повлияли на всю дальнейшую жизнь.
По окончании учебы я решил побродить по свету, чтобы обогатить свои медицинские познания, а также из желания удовлетворить родившуюся во мне страсть к разгадыванию тайн. Я достаточно преуспел и в том и в другом, и люди меня уважали и ценили. Даже прибегали к моей помощи в особо затруднительных случаях, каждый из которых достоин отдельного рассказа. Однако с самого начала я лучше разбирался в тайнах преступлений, нежели в тайнах женского сердца. Я, должно быть, быстро надоел красавице Альдобрандини: той зимой 1515 года она с насмешкой отвергла мою руку. Да и что значил для нее полунищий сын бывшего баригеля? Не исключено, что это явилось одной из причин моего решения уехать подальше.
С тех пор прошло уже сорок лет. Пожил я достаточно, смертей насмотрелся, и если я еще и путешествую, то только мысленно.
Вот смотрю я на эту гравюру и…
Я сдержал свое обещание.
Рим, 11 ноября 1555 года
