Семь поэм - [7]

Шрифт
Интервал

слишком временный
                  материал.
Ну и ладно!
Пусть!
Я согласен.
Мир мой
        тление опроверг.
Миллионы моих сограждан
пишут письма
в тридцатый век!
Пишут
      доменными громадами
(по две тысячи тонн
в строке!).
Пишут письма
             люди,
наматывая
на планету
витки
ракет!
Пишут
      тяжестью ледокола
там,
где не было ни строки.
Пишут письма,
беря за горло
океанский размах реки!
Пишут очень сурово и медленно,
силе собственной
удивясь...
Обязательно,
непременно
эти письма
           дойдут до вас!
2
В трёхтысячном
в дебрях большого музейного здания
вы детям
         о нашем столетье
                          рассказывать станете.
О мире,
расколотом надвое,
                   сытом и нищем!
Об очень серьёзном молчанье
столбов пограничных.
О наших привычках,
о наших ошибках,
о наших
руках пропылённых,
                   ни разу покоя не знавших.
О том,
       что мы жили не просто
и долг свой
исполнили...
Послушайте,
всё ли вы вспомните?
Так ли вы
          вспомните?
Ведь если сегодняшний день
                           вам увидеть охота,
поймите,
         что значат
четыре взорвавшихся года.
Четыре зимы.
И четыре задымленных
                     лета.
Где жмых -
вместо хлеба.
Белесый пожар -
                вместо света.
А как это так:
закипает
         вода в пулемёте, -
поймёте?
А сумрачный голос по радио:
«Нами... оставлен...» -
представите?
Поймёте,
что значит
           страна -
                    круговой обороной?
А как это выглядит:
тонкий
листок
похоронной.
Тяжёлый, как оторопь.
Вечным морозом по коже...
Мы
разными были.
А вот умирали
похоже.
Прислушайтесь,
добрые люди тридцатого века!
Над нашей планетою
послевоенные ветры.
Уже зацветают
огнём опалённые степи...
Вы знаете,
как это страшно:
                 голодные дети!
А что это значит:
«Дожди навалились
                  некстати», -
представите?
А как это выглядит:
ватник,
        «пошитый по моде», -
поймёте?..
А после -
          не сразу,
                    не вдруг
и не сами собою -
всходили хлеба
на полях отгудевшего боя.
Плотины на реках
крутые хребты
              подымали.
Улыбку детей
к Мавзолею
несли Первомаи.
И всё это было привычно.
Прекрасно и трудно...
И вот наступило однажды
                        весеннее утро.
Был парень,
одетый в скафандр.
И ракета на старте.
Представите?
А как он смеялся
                 в своём невесомом полёте, -
поймёте?
И город был полон улыбками,
                            криком,
                                    распевами...
О, как это сложно -
быть первыми!
Самыми первыми!
Когда твоё сердце
открыто нелёгким раздумьям...
А были
и тюрьмы.
О, сколько неправедных тюрем!
Не надо,
пожалуйста,
            не пожимайте плечами, -
и вы
начинаетесь
в нашем нелёгком начале!
Нельзя нас поправить.
Нельзя ни помочь,
ни вмешаться...
Вам
    легче -
вы знаете наших героев.
И наших мерзавцев.
Всех!
Завтрашних даже,
которые,
         злы и жестоки,
живут среди нас.
А быть может,
              рождаются только.
Но вы-то,
конечно, поймёте,
конечно, узнаете,
как были верны мы
высокому
         красному знамени,
когда,
       распоясавшись,
враг
     задыхался от ярости!
Когда в наше сердце
нацелены были «Поларисы».
В газетах тревожно топорщились
                               буквы колючие...
А мы
     проверяли себя
                    правотой революции!
Пылала над нами
её зоревая громадина.
Она была
         совестью нашей.
Она была
         матерью.
Мы быстро сгорали.
Мы жили
        не слишком роскошно.
Мы разными были всегда.
А мечтали
          похоже.
И вы не забудьте о нас.
Ничего
       не забудьте,
когда вы придёте,
наступите,
           станете,
                    будете.
3
Расползаются слухи,
будто лава из Этны:
«В моду входят
узкие
      брюки!
В моду входят
поэты!
Как встречают их,
                  боже!
Мода,
что ты наделала?!
В зале
       зрителей больше,
чем поклонниц у тенора!..»
Это
    слышу я часто.
Поднимаются судьи,
ощущая
       начало
«священного» зуда.
Вылезают,
          бранясь,
потрясая громами:
ах, мол,
         разассонанс
вашу
милую маму!..
Как их вопли навязчивы!
Как их желчь откровенна!..
Вы простите,
товарищи
из тридцатого
              века!
Не сдержался я,
хотя держался
              месяцы.
Может, зря я вам твержу о мелочах!
Но поймите,
            чтО для нас
                        эти мелочи,
в наших медленных,
бессонных ночах.
Эти мелочи
           за горло взять могут.
Эти мелочи
           тянутся к ножу...
Если правду говорить в глаза -
                               мода, -
что ж, считайте:
я за модой
           слежу!
Отдаю ей дань
              везде,
                     где возможно.
Повторяю:
продолжайся!
Звучи!..
Если Родину свою любить -
                          мода, -
с этой модой
смерть меня разлучит!..
Поднимается
            поэзия в атаку,
отметая
словоблудие и лесть...
Знаю,
будут мне кричать:
                   «Опять в дидактику
ты, как прежде,
с головою залез!..
Это слишком...
               Брось!..
                        Это – лишне...
Несъедобная -
для многих -
трава...»
Я спокойно отвечаю:
мне
лично
очень нравятся
               высокие слова!..
Можно тьму страниц
заполнить балясами, -
пусть читатель
               благоденствует всуе...
Только строки
              не затем раскаляются,
чтоб потом на них
жарились глазуньи!

Еще от автора Роберт Иванович Рождественский
210 шагов

«210 шагов» – это поэма о времени, о шагах истории, о бессмертном и незыблемом в ней, Москва, Красная площадь, Мавзолей, люди, свершившие Октябрьскую революцию и отстоявшие ее завоевания, молодежь, комсомольские стройки, торжество советского бытия – вот главные напряженные мысли поэмы, ее главные чувства.От издательства.


Алешкины мысли

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вся жизнь впереди…

Роберт Рождественский среди шестидесятников «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Анненского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, не случайно ведь и в поэзию он ворвался поэмой «Моя любовь».


Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание.


Землю спасти

Известный поэт в стихах и прозе призывает человечество вести неустанную, активную борьбу с поджигателями ядерной войны, крепить святое дело мира. Брошюра рассчитана на широкие читательские массы.


Не надо печалиться, вся жизнь впереди!

Роберт Рождественский (1932–1994) – выдающийся советский переводчик и поэт плеяды «шестидесятников», чьи стихи нашли отклик у народа благодаря своей пульсирующей современности и нравственному пафосу. Тексты Рождественского – это биография целого поколения, его судьба и история, насыщенные разными настроениями, но по-своему прекрасные. В этот сборник включены лучшие стихи, статьи и черновые записи поэта, позволяющие проследить весь путь его становления как литератора, понять, как менялись взгляды и темы его творчества.