Семь поэм - [20]

Шрифт
Интервал

          будто заря,
алфавит
от «А» до «Я».
Азбука
    яростного бытия.
Азбука Октября…
Кто смерти
      хотел?
Никто не хотел.
Кто пулю
     искал?
Никто не искал.
А ветер
    над общей судьбою
              гудел.
На длинной стене
имена высекал.
На груди стены
        имена
полыхают,
как ордена!..
Каждое имя
       в ночи горит
своим,
особым огнем…
Дзержинский.
Гагарин.
Куйбышев.
Рид.
Чкалов.
Жуков.
Артем…
Их много.
Всех их
    не перечесть.
Их много.
     Куда ни взгляни…
Но если бы,
если бы только здесь!
Если бы
только они!
А то –
   повсюду!
И голос дрожит.
И я закрываю глаза.
Помнить об этом
         труднее, чем жить.
Не помнить об этом –
нельзя!..
Последнюю зависть к живым затая,
лежат,
как во мгле полыньи,
твои,
   Революция,
         сыновья –
любимые дети твои.
В поющих песках
         и в молчащих снегах,
в медлительном шелесте трав.
У сонных колодцев,
          в немых сквозняках
пронизанных солнцем
дубрав.
Там,
   где тоскуют перепела,
там,
где почти на весу,
легкая,
    утренняя пчела
пьет из цветка
росу.
Где клены
      околицу сторожат
и кукушка
пророчит свое…
В безбрежной планете
           солдаты лежат,
изнутри
согревая
ее…
Они –
фундамент.
Начало начал.
Вслушиваясь в тишину,
держат они
      на своих плечах
эту стену
и эту страну.
Единственным знаменем
            осенены, –
гордость
и боль моя…
Пылает
    на плитах кремлевской стены
алфавит
от «А» до «Я»…
И, задохнувшись,
        я говорю:
Отныне –
    и каждый день –
по этому
каменному
      букварю
я бы учил
детей!
Нет, не по буквам,
         не по складам,
а по этим жизням учил!
Я бы им
    главное передал.
Вечное
поручил…
Мы мало живем.
Но живем
      не зря!..
Веет ветер
      с Москвы-реки.
Пред лицом
гранитного букваря
караул
    чеканит
        шаги.

Историческое отступление о крыльях

Мужичонка-лиходей –
           рожа варежкой –
дня двадцатого апреля
            года давнего
закричал вовсю
        в Кремле,
             на Ивановской,
дескать,
«Дело у него
       Государево!!.»
Кто таков?
Почто вопит?
Во что верует?
Отчего в глаза стрельцам
             глядит без робости?
Вор – не вор,
      однако кто его ведает…
А за крик
держи ответ
      по всей строгости!..
Мужичка того
      недремлющая стража взяла.
На расспросе
объявил этот странный тать,
что клянется смастерить
            два великих крыла
и на оных,
     аки птица,
будет в небе летать…
Подземелье.
Стол дубовый.
И стена
    на три крюка.
По стене плывут, качаясь,
            тени страшные.
Сам боярин Троекуров
           у смутьяна-мужика,
бородою тряся,
грозно спрашивали:
– Что творишь, холоп?..
– Не худое творю…
– Значит, хочешь взлететь?..
– Даже очень хочу…
– Аки птица, говоришь?..
– Аки птица, говорю…
– Ну а как не взлетишь?..
– Непременно взлечу!..
…Был расспрашиван бахвал
             строгим способом,
шли от засветло расспросы
             и до затемно.
Дыбой гнули мужика,
а он упорствовал:
«Обязательно взлечу!..
Обязательно!!.»
Вдруг и вправду полетит
           мозгля крамольная?!
Вдруг понравится царю
           потеха знатная?!.
Призадумались боярин
и промолвили:
– Ладно!..
Что тебе, холоп,
        к работе
             надобно?..
…Дали все, что просил
           для крылатых дел:
два куска холста,
         драгоценной слюды,
прутьев ивовых,
        на неделю еды.
(И подьячего,
чтоб смотрел-глядел…)
Необычное
     мужичок мастерил,
вострым ножиком
         он холсты кромсал,
из белужьих жабр
         хитрый клей варил,
прутья ивовые
       в три ряда вязал.
От рассветной зари
         до темных небес
он работал и
      не печалился.
Он старался – черт,
          он смеялся – бес:
«Получается!..
Ой, получается!!.»
Слух пошел по Москве:
«Лихие дела!..
Мужичонка…
      да чтоб мне с места не встать!..
Завтра в полдень, слышь? –
            два великих крыла…
На Ивановской…
        аки птица, летать…»
– Что творишь, холоп?..
– He худое творю…
– Значит, хочешь взлететь?..
– Даже очень хочу…
– Аки птица, говоришь?..
– Аки птица, говорю…
– Ну а как не взлетишь?..
– Непременно взлечу!..
…Мужичонка-лиходей –
           рожа варежкою, –
появившись из ворот
          скособоченных,
дня тридцатого апреля
           на Ивановскую
вышел-вынес
       два крыла перепончатых!
Были крылья угловатыми
             и мощными,
распахнулись –
всех зажмуриться
заставили!
Были тоненькими очень –
            да не морщили.
Были словно ледяными –
            да не таяли.
Отливали эти крылья
           сверкающие
то ли – кровушкою,
         то ли – пожарами…
Сам боярин Троекуров
со товарищами
поглазеть на это чудо
           пожаловали…
Крыльев радужных таких
            земля не видела.
И надел их мужик,
         слегка важничая.
Вся Ивановская площадь
            шеи
              вытянула,
приготовилася ахнуть
           вся Ивановская!..
Вот он крыльями взмахнул,
             сделал первый шаг.
Вот он чаще замахал,
          от усердья взмок.
Вот на цыпочки встал, –
          да не взлеталось никак!
Вот он щеки надул, –
          а взлететь не мог!..
Он и плакал,
      и молился,
           и два раза отдыхал,
закатив глаза,
       подпрыгивал по-заячьи.
Он поохивал,
      присвистывал,
             он крыльями махал
и ногами семенил,
как в присядочке.
По земле стучали крылья,
          крест мотался на груди.
Обдавала пыль
       вельможного боярина.
Мужику уже кричали:

Еще от автора Роберт Иванович Рождественский
210 шагов

«210 шагов» – это поэма о времени, о шагах истории, о бессмертном и незыблемом в ней, Москва, Красная площадь, Мавзолей, люди, свершившие Октябрьскую революцию и отстоявшие ее завоевания, молодежь, комсомольские стройки, торжество советского бытия – вот главные напряженные мысли поэмы, ее главные чувства.От издательства.


Алешкины мысли

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вся жизнь впереди…

Роберт Рождественский среди шестидесятников «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Анненского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, не случайно ведь и в поэзию он ворвался поэмой «Моя любовь».


Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание.


Землю спасти

Известный поэт в стихах и прозе призывает человечество вести неустанную, активную борьбу с поджигателями ядерной войны, крепить святое дело мира. Брошюра рассчитана на широкие читательские массы.


Не надо печалиться, вся жизнь впереди!

Роберт Рождественский (1932–1994) – выдающийся советский переводчик и поэт плеяды «шестидесятников», чьи стихи нашли отклик у народа благодаря своей пульсирующей современности и нравственному пафосу. Тексты Рождественского – это биография целого поколения, его судьба и история, насыщенные разными настроениями, но по-своему прекрасные. В этот сборник включены лучшие стихи, статьи и черновые записи поэта, позволяющие проследить весь путь его становления как литератора, понять, как менялись взгляды и темы его творчества.