Семь молочных рек с кисельными берегами - [7]

Я поднял ее с пола, благословляя счастливую звезду, что не нахожусь в жидкостном состоянии, ибо понимал, что мне было бы весьма затруднительно описать его. Я хочу сказать, что, произнеся слова «я растекся», я уже ничего не смогу к ним добавить.

К счастью, нынешние обстоятельства были совсем другими, что дало мне основания подумать, а был ли он достаточно откровенен со мной, когда предупреждал о… Но я никак не мог вспомнить, о чем именно. А ведь очень трудно представить себе, что произойдет дальше, если не вспомнишь в деталях о том, что уже миновало. Что же касается былых состояний, особенно тех, чьи черты недостаточно ярки, чтобы их стоило запоминать, то уже можно сказать о них, кроме того, что надо без страха идти вперед и пусть каждый сам заботится о себе.

— Ты кончил молоть вздор? — спросил Лу. Я покачал головой и протер глаза. А через мгновение мне уже удалось их сфокусировать. Вот и Лу, все еще в своей интропроекционной форме. Он стоит передо мной и рассматривает меня с признаками явного беспокойства на лице. Я вспомнил, что Лу вообще очень заботлив.

— Со мной полный порядок, — сказал я. — А что тут происходит?

— Мы стараемся доставить тебя в Центральный Фокиса, — ответил Лу. — Мне хотелось бы, чтоб ты нам в этом помогал.

— Я предполагал, что помогал.

— Нет, в самом деле, нужно же быть внимательнее и не впутываться во все, что тебе попадется по пути! Ты же знаешь, что такое Фокис — тут мириады всяких приманок, у каждого глаза разбегаются. Фактически эффект разбегания глаз — это и есть олицетворение того, что тут происходит, но это, в известном смысле, еще и квинтэссенция причины существования Фокиса, а ты себе не можешь позволить такого поведения сейчас, особенно если хочешь добраться туда, куда идешь в данное время.

— А куда я сейчас иду?

Тут-то это и произошло. Я даже не осмеливаюсь сказать, что именно, таким мгновенным было это мгновение. Во всяком случае, мне тогда так показалось. Я огляделся. Передо мной лежал окоем — а это единственное место, куда вы можете направить свой взгляд в нормальных условиях. Справа от себя я видел лес, лежащий подобно дракону, принимающему солнечную ванну на главной улице какого-то злополучного города в неизвестном мне месяце, который, по моим представлениям, мог быть на Фокисе августом.

А затем я поглядел налево и увидел совсем другой пейзаж — городской, со множеством высоченных металлических сооружений, как бы шагающих навстречу лучам рассвета, сияющих странным тревожным светом. В лесу ползали букашки, а в городе металлические «жучки». Трудно верилось в реальность увиденного. Даже никак не верилось, но, видимо, все же у меня был выбор.

Приглядевшись к этому раздвоенному видению, я заметил, что они оба — и город, и лес — по существу, не сопряжены во времени. Они казались соединенными, но не впритык. Они не сосуществовали. Они обладали различной структурой, и соединение их выглядело нереальным. В каждом какие-то детали не сообразовывались с какими-то деталями в другом.

Я не знал, что делать, но потом решил выбрать путь цивилизации. Времени, чтоб цепляться к противоречиям, не было. Его вообще обычно не хватает. Я повернулся спиной к лесу, который мгновенно перестал существовать, и направился в город. На периферии поля зрения стали возникать другие виды. Я видел метеориты и большие медленно вращающиеся сфероиды какой-то идиотской расцветки. Видел мужчин и женщин, пляшущих на улицах под ослепительными дуговыми фонарями. Видел испуганное лицо девушки и ее глаза, с тревогой обращенные ко мне. Я посмотрел вдаль и увидел еще кое-что — дорогу, взбирающуюся на небеса.

Затем ко мне — сонному — подошло нечто без рук и дотронулось до меня. Это было не что иное, как машинка-чепушинка, которая вылезла из рюкзака и теперь примостилась у моего плеча.

— Что происходит? — спросила она.

— Глупо меня спрашивать, — ответил я. — Где Лу? Минуту назад он был тут, если я не окончательно лишился рассудка.

— Боюсь, ты его лишился, — отозвалась машинка. — Это не был Лу.

— Как же это могло быть?

— Очень даже просто, особенно учитывая постоянно существующую возможность иллюзии, обмана и легковерия масс.

Я вывернул шею, чтобы взглянуть на машинку, сидящую у меня на шее и частично подпираемую моим плечом. Он (если считать его аппаратом, к чему я уже привык) был тусклого пушечно-зеленого цвета, точно такого же, каким он запомнился в самом начале. По его поверхности туда-сюда бегали огоньки. Больше всего он походил на шматину металла, много лет пролежавшего на дне реки. А голос имел в высшей степени соблазнительный. Я быстро отвернулся от него, так как не хотел терять из виду город. Да, город был все еще тут. А лес постепенно стирался из поля зрения. Раздвоение зрения почти прошло. Ах, если б мне удалось сконцентрировать все внимание на главном: на городе, на жратве, на комфорте, на сексе и на кино!

— Ты думаешь, это так просто? — спросила машинка.

— А что тут трудного-то? Разве город не реален?

— Иногда — да, иногда — нет.

— А сейчас как?

— Зависит от твоей компетентности, старик.

— Мне… мне не нравится твоя дерзость.

— А придется выслушать. С тобой надо поговорить серьезно, парень. Вся эта чепуховина слишком затянулась. Чего ты добиваешься? Устроить революцию? Что, у нас своих неприятностей мало, что ли, так ты хочешь нам еще добавить?