Семь лет за колючей проволокой - [110]

Чтобы иметь уважение не только администрации, но и зэков «командировки», «Смотрящий» не должен совершать ошибок — «Вор в законе» просто обязан соблюдать хотя бы видимость справедливости. И это главное, что я понял в отношении неофициального «Хозяина» любой колонии. Моё понимание, чисто интуитивное, заставило меня пойти, и пойти осознанно, на столь рискованный для самого себя шаг.

Даже сейчас, спустя много лет, у меня холодеет внутри: обвинить окружение «Вора в законе», «Смотрящего» на зоне, в том, что они работают на ментов! На это может пойти либо сумасшедший, либо человек, доведённый до отчаяния, а таким я и был в тот момент.

Не знаю, о чём думал после моего дерзкого заявления Бесик, вполне допускаю, что именно обо всём том, о чём я размышлял выше, но после этих раздумий, которые мне показались вечными, Бесик зло прищурился и отрывисто бросил:

— Кто?

И это коротенькое слово, произнесённое «Вором в законе», было для меня самым дорогим в тот миг: до меня мгновенно дошло, что я только что выиграл, и выиграл, без преувеличений, не только своё дальнейшее существование на «пятёрке», но, вполне возможно, и собственную жизнь на зоне…

Я мог назвать с полдесятка тех, кто постоянно отравлял мне жизнь на зоне. Но я отлично понимал, что если Бесик заставит извиниться или оставить меня в покое одного человека, этого будет вполне достаточно, чтобы и другие перестали меня задевать. Именно поэтому я, не задумываясь, назвал самого наглого и противного…

Не буду здесь вспоминать его имя, чтобы пощадить чувства его близких: они ни в чём не виноваты, а потому пусть будет просто «Оно».

Стоило мне произнести его имя, как Бесик молча кивнул своим приятелям, и двое из них поспешили из барака.

— Присаживайся, — кивнул «жулик» на кровать рядом с собой. — На, чифирни, Режиссёр! — Он протянул мне стакан.

Предложение чифирнуть «за колючей проволокой» означает много больше, чем предложение выпить на свободе. Это как бы знак уважения к тому, кого приглашают выпить чифиря из одной посудины…

Через несколько минут привели моего главного зае-далу. Увидев меня, сидящего рядом с Вором и прихлебывающего хозяйский чифирь, «Оно» мгновенно догадался, что увиденное ничем хорошим для него не закончится. Его лицо побледнело и покрылось красными пятнами.

«Оно» был чуть повыше меня, но жилистый, с маленькими чёрными глазками, нервно бегающими из стороны в сторону: по-видимому, в детстве поленом по голове получил. Руки сплошь покрыты наколками. И многие наколки посвящены воровской романтике, а неизменной темой их в разных вариациях были кинжал, роза, женщина и конечно же «колючая проволока». Скорее всего, все эти «картинки» он заимел на малолетке. Сейчас он выглядел лет на сорок.

Взглянув на него, Бесик наверняка сразу понял, что стоящий перед ним виновен: так трястись может только виноватый.

Вор повернулся ко мне.

— Поработаешь над ним, Режиссёр? — предложил он.

— Извини, Бесик, не хочется руки марать…

— Как скажешь… — Бесик пожал плечами и подал знак своим здоровякам.

Они, как и в первый день нашего знакомства, только и ждали этого знака: они стали так лупцевать этого шакала с такой душою, что мне в какой-то момент чуть-чуть даже стало его жаль. Поразило, что «Оно» даже не пытался сопротивляться, ничего не говорил и лишь охал и ахал от сокрушительных ударов мощных кулаков. После пяти-шести ударов «Оно» рухнул на пол, что только усугубило его положение: парни стали обрабатывать его сапогами, причём нисколько не заботясь о том куда — в бока так в бока, в спину так в спину, в голову так в голову…

Вскоре я не выдержал и сказал Бесику:

— Может, хватит с него?

Бесик молча дёрнул головой, и парни, которые обрабатывали беднягу, тут же подхватили его за руки и за ноги, вытащили из барака, и в окно было видно, как они раскачали его и кинули в снег.

Но «Оно» уже нисколько не волновал Бесика, и он, повернувшись ко мне, спросил:

— Послушай, Режиссёр, хочешь быть рядом со мною?

— Знаешь, Бесик, благодарю за столь лестное для меня предложение, но я не принадлежу ни к «красным», ни к «белым», я привык быть один и сам отвечать за собственные поступки!

— Что ж, жаль, конечно, но я с уважением отношусь к твоему выбору и прямому ответу! — после некоторых раздумий ответил Бесик. — Живи, как привык, больше тебя никто из пацанов задевать не будет…

Наверное, нужно рассказать, чем же закончилась история с тем, кто получил от пацанов Бесика столь жестокий урок… «Оно» дорого заплатил за свой беспредел: во-первых, более месяца провалялся на больничке, а во-вторых, отбитые внутренности, по всей видимости, сильно ослабили организм. Он заразился открытой формой туберкулёза, попал, естественно, в туберкулёзный барак, а через пару месяцев благополучно отошёл в мир иной…

Вполне резонно у Читателя может возникнуть вопрос: не жалко ли мне, что как бы из-за меня его путь закончился столь ужасно? Сразу отвечу — нисколько! И не только потому, что «Оно» был одним из тех, кто довёл меня до состояния, когда хочется пойти на убийство, но и потому, что эта мразь заслужил смерть задолго до столкновения со мною.

Заслужил своим отношением к окружающим, заслужил тем, что несколько раз отбывал сроки за разбои, причём однажды потерпевшими от него оказались двое стариков, у которых «Оно» отнял не только золотой крестик, но даже продукты, полученные ими по спискам ветеранов Великой Отечественной войны. И один из них, напуганный этим грабителем, скончался через день от инфаркта, а второй, избитый им, остался до смерти калекой.